Между Европой и Азией. История Российского государства. Семнадцатый век (адаптирована под iPad). Борис АкунинЧитать онлайн книгу.
и говорить, что подобные новшества многим не нравились, тем более что не все царские забавы, кажется, были невинны. Ходили слухи о том, что молодой государь с собутыльниками много блудит с мужними женами и девицами, в том числе даже с монахинями. Шептались, что он взял в наложницы Ксению, дочь покойного царя Бориса. Эту сплетню, в сущности, никем не подтвержденную, почти все историки повторяют как непреложный факт, хотя дьяк Тимофеев выражается более осторожно: удивительно, пишет он, если злодей не совершил над царевной «тайноругательное что».
Дмитрий, конечно, был не ангел, но к гибели его привели не мелкие грехи, а ряд серьезных промахов, которые допустил этот способный, но легкомысленный правитель.
Главной ошибкой было недостаточное осознание собственной уязвимости. Захватить власть легче, чем удержать ее. Ахиллесовой пятой нового царя было вечное сомнение в правдивости рассказа о чудесном угличском избавлении. Перейдя от Годунова к Дмитрию, высшая государственная инстанция в глазах народа все равно осталась «недостаточно священной». Своей простотой и несолидностью царь лишь усиливал это ощущение. Он явно не понимал, как устроено сознание его подданных.
Дмитрий вел себя, будто природный властитель, уверенный в незыблемости своего положения. Должно быть, он свято верил в свою звезду. Не будем также забывать, что он был очень молод.
Более расчетливый человек постарался бы укрепить свое положение хотя бы среди боярства, породнившись с каким-нибудь сильным родом и заручившись его поддержкой. Но нет – Дмитрий остался верен слову, данному Марине Мнишек.
Более расчетливый человек всячески демонстрировал бы свое благочестие – но Дмитрий словно нарочно дразнил подданных, без конца нарушая разные религиозные правила.
Более расчетливый человек осторожнее обходился бы с высшим сословием, боярами, которые по своей близости к престолу представляли для верховной власти наибольшую опасность, – Дмитрий сделал всё, чтобы настроить аристократию против себя.
Сначала бояре его очень боялись. Они ждали жестоких кар в духе царя Ивана или суровых репрессий, как при царе Борисе. Но очень скоро выяснилось, что новый государь совсем не грозен. И тогда первоначальный страх сменился дерзостью. Сознание московских вельмож, воспитанных в системе ордынского самоуничижения, не знало середины: эти люди умели или трепетать, или дерзить.
Иностранный очевидец с изумлением пишет, что бояре запросто могли сказать царю «ты врешь», и им ничего за это не бывало. Однажды окольничий Михайла Татищев посмел выбранить Дмитрия за то, что тот плохо соблюдает пост. Сначала царь вспылил, но быстро отошел и оставил наглеца при дворе (совершенно напрасно, потому что Татищев вскоре стал одним из активных участников заговора).
Одним словом, царь проявлял мягкость, когда требовалась суровость, и шел напролом, когда следовало маневрировать.
Не только бояр, но многих русских людей раздражала явная приверженность царя к иностранцам.