Открытие себя (сборник). Владимир СавченкоЧитать онлайн книгу.
которому нельзя дать завершиться; ведь неизвестно, что это будет – труп, сумасшедшее существо или еще что-то. Но ни он, ни я не решались надеть „шапку Мономаха“, скомандовать машине: „Нет!“ Мы избегали смотреть на бак и друг на друга. Потом я подошел к щиту, дернул рубильник. На миг в лаборатории стало темно и тихо.
– Что ты делаешь?! – Дубль подскочил к щиту, врубил энергию.
Конденсаторы фильтров не успели разрядиться за эту секунду, машина работала. Но в баке все исчезло.
Потом я увидел в баке весь хаос своей памяти: учительницу ботаники в 5-м классе Елизавету Моисеевну; девочку Клаву из тех же времен – предмет мальчишеских чувств; какого-то давнего знакомого с поэтическим профилем; возчика-молдаванина, которого я видел мельком на базаре в Кишиневе… скучно перечислять. Это была не „модель мира“: все образовывалось смутно, фрагментарно, как оно и хранится в умеющей забывать человеческой памяти. У Елизаветы Моисеевны, например, удались лишь маленькие строгие глазки под вечно нахмуренными бровями, а от возчика-молдаванина вообще осталась только баранья шапка, надвинутая на самые усы…
Спать мы уходили по очереди. Одному приходилось дежурить у бака, чтобы вовремя надеть „шапку“ и приказать машине: „Нет!“
Дубль первый догадался сунуть в жидкость термометр (приятно было наблюдать, в какое довольное настроение привел его первый самостоятельный творческий акт!). Температура оказалась 40 градусов.
– Горячечный бред…
– Надо дать ей жаропонижающее, – сболтнул я полушутя.
Но, поразмыслив, мы принялись досыпать во все питающие машину колбы и бутыли хинин. Температура упала до 39 градусов, но бред продолжался. Машина теперь комбинировала образы, как в скверном сне, – лицо начальника первого отдела института Иоганна Иоганновича Кляппа плавно приобретало черты Азарова, у того вдруг отрастали хилобоковские усы…
Когда температура понизилась до 38 градусов, в баке стали появляться плоские, как на экране, образы политических деятелей, киноартистов, передовиков производства вместе с уменьшенной Доской почета, Ломоносова, Фарадея, известной в нашем городе эстрадной певицы Марии Трапезунд. Эти двухмерные тени – то цветные, то черно-белые – возникали мгновенно, держались несколько секунд и растворялись. Похоже, что моя память истощалась.
На шестой или седьмой день (мы потеряли счет времени) температура золотистой жидкости упала до 36,5.
– Норма! – И я поплелся отсыпаться.
Дубль остался дежурить. Ночью он растолкал меня:
– Вставай! Пойдем, там машина строит глазки.
Спросонок я послал его к черту. Он вылил на меня кружку воды. Пришлось пойти.
…Поначалу мне показалось, что в жидкости бака плавают какие-то пузыри. Но это были глаза – белые шарики со зрачком и радужной оболочкой. Они возникали в глубине бака, всплывали, теснились у прозрачных стенок, следили за нашими движениями, за миганием лампочек на пульте ЦВМ-12: голубые, серые, карие, зеленые, черные, рыжие,