Казна императора. Николай ДмитриевЧитать онлайн книгу.
линии те же десять саженей и, отметив концы, разошлись в стороны, образовав вокруг первого колышка почти правильный прямоугольник. Козырев, с помощью все той же астролябии, выверил углы и в конце-концов получил фигуру из семи точек, образовавших десятисаженную букву «Н».
Закончив работу, Козырев сложил астролябию и доложил Кобылянскому:
– Готово, господин полковник!
– Тогда за работу, господа… – и Кобылянский, повернувшись, первым пошел к оставленной у берез подводе.
На телеге тщательно укрытые брезентом от постороннего глаза лежали лопаты и семь больших, основательно просмоленных жестяных банок. Сняв с телеги лопаты и одну из банок, офицеры пошли к первому колышку, расстелили прихваченный с собою брезент и взялись за работу. Срезав первым делом слой дерна, они отложили его в сторонку и только потом начали копать яму, аккуратно складывая вынутую землю на брезент.
Работа спорилась, и уже минут через пятнадцать жестяная банка угнездилась на дне почти метровой ямы. После этого офицеры, не спеша, слой за слоем, стали засыпать свежевырытую яму, каждый раз старательно утрамбовывая землю. А когда новоуложенный грунт сровнялся с уровнем травяного покрова, пластины снятого дерна возвратили на место и еще раз плотно утрамбовали.
Остатки земли так на брезенте и отнесли подальше в лес и там рассыпали под березами. После этого офицеры возвратились к следующему колышку, и весь цикл повторился. В результате за какие-нибудь два часа все семь банок были закопаны в семи местах и замаскированы так, что ничей придирчивый взгляд не мог бы определить, что здесь, на открытой поляне, что-то запрятано.
Закончив работу, немного подуставшие офицеры собрались у телеги. Козырев достал свой мешок, распустил кольца и выложил на разостланный брезент немудрящую снедь. Нарезав хлеб и холодное мясо одинаково толстыми ломтями, подпоручик достал большой пучок черемши. Потом развернул завязанную в узелок чистую тряпицу с солью и пригласил:
– Прошу, господа, обратный путь долог.
Все ели молча, сосредоточенно, и как раз в тот момент, когда Кобылянский собрался обмакнуть свой пучок черемши в соль, откуда-то из глубины леса долетел протяжно-яростный, с хрипотцой рев медведя. Полковник задержал руку, долгим взглядом посмотрел на Дик-камень, одиноко торчавший посреди опустевшей поляны, и тихо, без тени улыбки, сказал:
– Ну вот, господа, сибирский медведь принял под охрану сокровища русской короны…
Господин Мияги, судя по всему, русский язык знал великолепно. Во всяком случае, он не путал ни падежей, ни склонений, но зато имел ярко выраженный акцент, и в его речи то и дело проскакивало лишнее, сугубо японское «р». При этом японец без конца натянуто улыбался, показывая желтые зубы.
Чеботарев, сидевший напротив, тщательно скрывал отвращение, которое вызывал у него господин Мияги, и чтобы не показать это, полковник все время, словно соглашаясь с собеседником, кивал головой. Вдобавок Чеботарев никак не мог избавиться от ощущения, что он где-то уже