Собрание сочинений в шести томах. Том 5. Юз АлешковскийЧитать онлайн книгу.
кончая сороковым днем прощания, а потом уже ангелы или еще кто-нибудь пущай дергают его на пересылку, хер с ним, но можно и с ходу на Страшный суд. Это – как кому нравится. И сообщи ему вид полулещенки-полукобзона, только нос возвысь и заостри соответственно бывшему положению нашей державы на международной арене.
В общем, сулят, мы столько тебе отстегнем капусты, что можешь пару телок свозить на Кипр. Но учти: все должно быть как на свадьбе Зыкиной с Косыгиным. А если что не так…
Резко прерываю тираду алкогольно-траурного треканья. Конкретней, говорю, обрисуйте суровый или же лирический каприз ушедшего от вас.
Вот тебе, отвечают, гондон кладбищенский, магнитофон «соня» и ровно тридцать семь кассет, потому что три кассеты отзвучали свое с момента врезки данного покойника, то есть Серого, от рака горла. Когда отмогилим его, проигрывай каждую кассету два раза, то есть по утрянке и часа в три дня – пущай душа друга нашего кайф ловит, понял? Таково завещание, и за ценою мы не постоим, как сказал записанный на «соню» поэт грузинской нации и автор песен.
О«кей, отвечаю, врублен, вбаксован и вмаркован, так что чеки-бонусы-купоны, пожалуйста, – на крышку гроба, мне ведь необходимо начальству отколупнуть с этой вашей булки целое кило замазки. Взял аванс.
Ну Серого этого ихнего я так разрисовал, что выглядел он посвежей, чем Леонид Ильич в засаде на дальнейшего кабана политбюро, хотя подобные внешности реставрировать очень и очень не просто после ихней бурной жизни и продолжительной агонии.
Похоронили они своего Серого. Я все организовал на высоком могильном уровне неподдельной скорби всего народа по очередному, безвременно ушедшему от нас человеку. Кладу под венки и букеты позже конфискованный всеми вами магнитофон.
Честно признаюсь, на халяву подвел к нему энергию государства, которой еще было у нас до Чубайса аж до электроотрыжки на душу населения. Нажал кнопку, звук приглушил, наслаждайся, говорю, Серый, в угоду своему высококультурному завещанию.
Потом самолично, между прочим, заслушался, подобно покойнику, – так клево зазвучала заваленная венками могила. Мне, думаю, все равно: был ты, Серый, сантехником кремлевских дач, где до последних метастаз из номенклатурных унитазов не вылезал, или кладовой там заведовал и тырил из-под носа у Фиделя Кастро с Помпиду бастурму с икоркой. Главное то, что врубился ты в искусство народа по-культурней всего политбюро.
Просто не мог я не прислушаться к звездному пению королев и королей эстрадной нашей жизни, которые, по словам великой Аллы Пугачевой, все могут себе позволить. После нее Магомаев пошел с Окуджавой, потом Марк Бернес, потом Утесов, за ним оба Лещенки. А там и бесподобный Вертинский существенно усилил еще лагерное мое влечение к маленькой балерине. Но больше всего оставили мне заказчики запретных некогда записей Владимира Семеныча, царство ему небесное, Высоцкого.
Как