Вера и жизнь. протоиерей Всеволод ЧаплинЧитать онлайн книгу.
имеющую шанс вам понравиться, но для меня достаточно дикую. Он предложил ввести административное наказание за «невоспрепятствование» участию несовершеннолетних людей в религиозных обрядах и церемониях без согласия родителей.
В советское время этого не было. С 1981 года, с 13 лет я ходил в храм без согласия родителей – мать была скорее против, отец был против категорически. И в советское время все-таки я имел эту возможность. Сейчас предполагалось этой возможности несовершеннолетних лишить и, более того, обязать священника воспрепятствовать участию несовершеннолетнего в богослужении, если нет согласия родителей, причем в какой форме должно быть согласие родителей, в поправке в закон сказано не было.
Я периодически спрашивал своих студентов: «Представьте себе социальный портрет, религиозный портрет этого чиновника. Кто это? Атеист советского типа или антиклерикал нового типа? Человек, который ненавидит христианство?» Самые разные обычно ответы студенты давали: «Да, наверно, советский чиновник коммунистический» или «Какой-нибудь новый антиклерикал». Нет, господа! Это человек, которого вы очень часто видите за богослужением, даже облаченного в стихарь, в том числе в том храме, где я служу.
Калужские службы и посиделки были потрясающим опытом. В храме были одни бабушки – вплоть до 90-х годов. А в алтаре и на клиросе – московская интеллигенция (и немного местной). Эти люди были совсем не похожи на рафинированных и политкорректных «глянцево-гламурных православных» следующих десятилетий, то есть тех, кто в 80-е годы был образцовым комсомольцем и пионером. Московско-калужские неофиты держали дома «тамиздат» Русской Зарубежной Церкви, заксеренный до нечитаемости. Они не боялись говорить равно критически и о советской власти, и о западной. Носили в сумках портреты Императора Николая II. Называли февраль 1917 года «масонским переворотом». Любили выпить – я не раз сиживал с ними в калужских ресторанах и на съемных квартирах, где они ютились с семьями, приехавшими из Москвы. Пели белогвардейские песни. Могли подойти в троллейбусе к зачуханному совслужащему, ласково взять его за грудки и сказать: «Пойдешь с нами бить красную сволочь?» В общем, немного резвились, чувствуя – уже тогда – свое полное превосходство над советской системой.
Проводя время вместе с этой компанией, я взахлеб читал «тамиздатские» книги и журналы, спрашивал отца Валерия и прочих обо всем на свете, учился читать по-церковнославянски, заговаривал о вере с малознакомыми людьми и многих побуждал прийти в храм. Над всем происходившим парил авторитет владыки – архиепископа Калужского Никона (Фомичева), человека еще дореволюционного воспитания. Владыка Никон, человек на тот момент весьма пожилой и несколько отстраненный от текущих событий, очень любил богослужение, старался говорить за службой по 2–3 краткие проповеди, а главное – прикрывал горячую московскую молодежь и рукополагал