Любовь и вечная жизнь Афанасия Барабанова. Игорь ФарбаржевичЧитать онлайн книгу.
один месяц просил у государыни дать ход «прожекту Ломоносова» молодой её фаворит, один из самых умнейших и образованнейших людей «елизаветинской эпохи», друг самого Державина! – генерал-адъютант Шувалов, пока, наконец, императрица не поставила свою монаршью подпись.
– И как так вышло, что День студентов празднуется в День святой Татианы? – спросил Штернер.
– Просто совпало, господин Атаназиус, – с наивной уверенностью ответила Таня Филиппова, не ведая, что простых совпадений в истории, как и в жизни, не бывает. А любой случай не бывает случайным.
И в этом деле вышло всё иначе.
…Иван Иванович Шувалов, как преданный сын своей разлюбезной матушки Татьяны Петровны, давно решил сделать ей щедрый подарок в День ангела.
Когда императрица Елизавета Петровна, наконец-то собралась подписать Указ об учреждении университета в России, хитроумный Иван Иванович подсунул его на подпись именно 12 января – в день святой Татианы-мученицы, то есть, в день ангела своей матушки. И, поднимая тост в её честь, благодарный сын сказал:
– Дарю тебе, матушка, подарок – не в золоте, не в серебре, не в бриллиантовой россыпи, подарок надёжный, вечный, который не потеряешь и в руки не возьмёшь. Дарю тебе московский университет!
Спустя два года, в 1757 г. вице-канцлер Воронцов представил государыне проект указа о присвоении Шувалову титула графа, сенаторского чина и 10 тысяч крепостных душ. Но будучи человеком чести и скромности, не в пример многим министрам, тот и здесь обошёл соблазны Фортуны, никогда впредь не упоминая о подаренном ему дворянском титуле. «Могу сказать с лёгкой душой, – писал позже в своих записках Иван Иванович Шувалов, – что рождён без самолюбия безмерного, без желания к богатству, честям и знатности».
Сам же Университет был открыт лишь через пятьдесят лет, в 1805 году, когда уже не было на свете ни Михайла Ломоносова, ни императрицы Елизаветы Петровны, ни самого Шувалова с его разлюбезной матушкой.
…Вот что не рассказала Штернеру Таня Филиппова, ибо по образованию своему не знала истинных вещей из русской истории, о которых теперь в полном ведении читатель нашего романа.
…Извозчик стрельнул плетью по спине Сивого, и тот живо свернул на Манежную площадь.
– Невесёлый получается праздник, – сказал Штернер, до конца не понимая, как можно веселиться в день нечеловеческих страданий и смерти.
Но его рассуждения тут же перебил какой-то тщедушный студентик в расхристанной шинельке, который восторженно кричал своим товарищам неподалеку от длинного здания бывшего «Экзерциргауза»:
– Господа! Послушайте стихи Александра Пушкина!
– Пушкин! – вскрикнули разом Атаназиус и Татьяна и восторженно глянули друг на друга.
А студентик на площади уже громко читал стихи наизусть:
– Друзья, в сей день благословенный
Забвенью бросим суеты!
Теки, вино, струёю пенной
В честь Вакха, муз и красоты!
Сани