Первая любовь. Юрий ТепловЧитать онлайн книгу.
так. Но ведь и другое было.
Я глянул на Сергея. Он уставился на меня в ожидании и в готовности прекратить этот серьезный и вроде бы бесполезный разговор. Да, было однажды и так, что курсант Толчин орал на всю батарею, что у второго расчета сошники не вбиты, и требовал все начать сначала. Это было перед стрельбами. Командир взвода внял его воплям, скомандовал: «К бою!» – и запустил секундомер. Рвали с орудий чехлы, отбрасывали станины, на лице смешались пыль и пот. И опять наш второй расчет опередил расчет Толчина. Разве это не соревнование?
Мы грызли те секунды зубами. Мы взвешивали каждое движение. Мы подсчитывали время, как скупец считает копейки. И говорили: «Еще есть 12 секунд… есть еще 17…» И когда Стаська Давыдов применил свою рационализацию, и мы прихватили в свой актив целых полминуты – это был праздник нашего расчета. А потом, когда вся батарея получила эти 30 секунд форы, был праздник для всех. И Сергей тогда сказал безо всякой рисовки:
– Эти секунды в бою – фора для жизни.
Правильно сказал. Я бы не смог так. У меня слова, как чурки: сложу их в кучу, а огня нет. Когда думаю, вроде бы все получается правильно, а выскажусь – совсем не то. Потому лучше ничего не говорить.
– Я же не отделяю себя от всех, Ленька! – в его голосе появились оправдательные нотки. – Я же для людей! Ведь то, что мы обещали, станет рубежом для всех! Пусть все лезут вверх! Пусть хоть до половины! Все равно пройденного будет много. Значит, польза, так?
– Кому польза, Сергей?
– На меня намекаешь?
– На тебя.
– Не только мне польза. Всем…
В воскресенье в полку был укороченный рабочий день, и домой мы явились еще засветло. В гостях у тети Маруси была соседка. На столе стояла ополовиненная бутылка казенной «Горилки». Они уже приняли на грудь. Сидели, обнявшись, и на два голоса пели «Мисяц на нэби, зироньки сяють…».
Нас тут же пригласили за стол. Тетя Маруся поставила два стакана, плеснула в них горилки, сказала:
– Дусину дочку поминаем. Тринадцать годков, как ее нет.
– Умерла? – спросил я.
– Повесили ее бандеровцы, партизанкой была.
Помянули. Соседка Дуся всплакнула. Проговорила сквозь слезы:
– Мало я их пожгла.
– Она хату подпалила, где бандеровцы остановились, – объяснила тетя Маруся.
Вот она, война! Прошло одиннадцать лет после Победы, а она всё дышит, обжигает потерями. И вряд ли раны зарубцуются.
Тетя Маруся слазила в подпол, достала бутылку чемергеса.
– Только на буряках и картохе выжили в оккупацию, – сказала она, ставя бутылку на стол. – Корову и поросенка немцы забрали. Курей полицаи переловили…
Утром, шагая по полю в полк, я сказал Сергею:
– Бессовестные мы с тобой.
– Чего вдруг?
– Тетя Маруся нас кормит, поит, а мы ей – ничего.
– За квартиру платим. А за еду она отказалась от денег. Я предлагал.
– Давай