Пушкин и императрица. Тайная любовь. Кира ВиктороваЧитать онлайн книгу.
утверждением первого, девственного чувства к «Деве» Царского Села: «Я твой по-прежнему… Тебя люблю я вновь. Как жертвенный огонь чиста моя любовь И нежность девственных мечтаний…» (то есть той элегии скорби, которую М. Волконская в письме к В. Вяземской нашла «французским мадригалом», «любовной болтовней»).
Как известно, М. Волконская в своих воспоминаниях о совместном путешествии с Пушкиным по Кавказу отнесла строки «Тавриды» и финала I главы. «Онегина»: «Я помню море пред грозою. Как я завидовал волнам. Бегущим бурною чредою С любовью лечь к ее ногам», – к своей шалости 15-летней девочки, бегающей за волной по песку безоблачного Азовского побережья у Таганрога». Мемуаристку, не видевшую рукописей поэта, можно извинить. Но исследователей «Тавриды» не заинтересовал тот факт, что под стихами воспоминаний о «милом следе» Пушкин оставляет следующие даты: 1811 г. (то есть год открытия Лицея), 1812,1813,1815,1816 и т. д. до 1831 года, – года окончания «Онегина». Число «14 апреля» также не совпадает со временем совместного путешествия с семьей Раевских, так как Пушкин выехал в ссылку 9 мая 1820 г.
В связи с датами «Тавриды» уместно будет вспомнить элегические следы «Милой» 1816 г. в Царском Селе:
…к ручью пришел, мечтами привлеченный.
Не трепетал в нем образ незабвенный
Я не нашел оставленных следов…
(«Осеннее утро»)
Эти же следы «милых ног» будут впоследствии перенесены Пушкиным в биографию Ленского:
Он рано без нее скучал
Бродя без Ольги, меж цветов
Любил искать ее следов…
И в биографические строки VIII гл. «Онегина»:
В те дни… в те дни, когда впервые
Заметил я черты живые
Прелестной Девы и любовь
Младую взволновала кровь,
И я тоскуя безнадежно,
Томясь обманом пылких снов,
Везде искал ее следов,
О ней задумывался нежно,
Весь день минутной встречи ждал
И счастье тайных мук узнал.
Кстати, и в I главе. «Онегина» Пушкин явно вспоминает те же следы, оставленные и на «граните скал» (то есть не на песке нагой степи Азовского побережья), и на весенних лугах:
Ах, ножки, ножки! Где вы ныне?
Где мнете вешние цветы?…
Обращает на себя внимание и явное предпочтение, которое поэт отдает «милым следам», очевидно, немолодой женщины – устам «младых Цирцей»:
Нет, никогда средь бурных дней
Кипящей младости моей
Я не желал с таким волненьем
Лобзать уста младых Цирцей
И перси, полные томленьем,
Как я желал сей милый след
Коснуться жаркими устами…
Перед нами то же отрицание «младых Цирцей», что и во II главе. «Евгения Онегина», где расположены профили сестер Раевских.
В элегии 1820 г. «Погасло дневное светило», вспоминая «юных лет безумную любовь», Пушкин открыто признается: «Но прежних сердца ран (другой вариант «но тайных сердца ран»), глубоких ран любви, ничто, ничто не излечило». То есть