Лиственница. Керим ВолковыскийЧитать онлайн книгу.

      За что мне это? На пороге страха,

      В колодках стужи,

      В окоёме зла

      Такое счастье выпало с размаху.

      А жизнь его осилить не смогла.

      Non temer amato bene,

      Звук воскрес, и жизнь пропала.

      А ему и горя мало —

      Знай себе шумит на сцене.

      Знай себе живёт беспечно:

      Вор, лгунишка, подмастерье,

      Чьим-то облечён доверьем,

      Чьей-то милостью отмечен.

      Что любовь – вода из ранки,

      Голубого голубее.

      Только взгляд слегка алеет

      В темпе нежной перебранки.

      Кто-то пробует вмешаться:

      Ба, дружище, стоит, право…

      Всем нам сладок вкус отравы,

      Всем нам хочется казаться,

      Всем нам суждено влюбиться

      В след звезды зеленоглазой,

      Вдаль уехать. Возвратиться.

      Это – времени проказы,

      Это – жизни пересмешки

      Или астма проживанья:

      Белка щёлкает орешки,

      Пушкин радует сознанье.

      Ночь течёт. Вода и ковшик.

      Уж поют «Христос воскресе».

      Звёзды гаснут в поднебесье,

      И слепой глядит в окошко.

      О, апрель мой! Моё холодное детство!

      Зелёное небо и звезда предвечерняя.

      Так много счастья, что некуда деться,

      И жизни так много – но всё лишь наверное.

      Ничего не ведаю ни о себе, ни о товарищах.

      Улицы пустеют – и я властелин окраин,

      Радостный, безудержный, всепрощающий,

      Или этой ночью я безнадёжно отравлен…

      …

      Сейчас пора умирать, и октябрь, и не хватает света.

      И слепыми глазами вижу так мало, а то и того хуже.

      Правда, синевой твоего взгляда душа согрета,

      И путь означен. Только он всё уже… уже…

      Так мы пишем, так пляшем, так ждём,

      Так зовём, так себе отвечаем.

      Так, гуляя под звёздным дождём,

      След от следа в воде отличаем.

      Так сидим вечера напролёт,

      Так друг друга чудесно лелеем,

      Так молчим, угадав наперёд,

      Те слова, что сказать не сумеем.

      Ну а ночь – холодней черноты,

      Луч надежды – всё тоньше и тоньше,

      Но уверенный взгляд с высоты

      Устремил наш невидимый Кормчий.

      И пускай пробегают века,

      И пускай плесневеет отвага,

      Лишь бы только писала рука

      И перу подчинялась бумага.

      Лишь бы только трёхцветный мой стих,

      Словно пламя весёлое, вскинул,

      Лишь бы только, волнение скрыв,

      Дух воскресший меня не покинул.

      Всё другое придёт и уйдёт.

      Жизнь и Смерть – как собака и кошка,