Высота смертников. Сергей МихеенковЧитать онлайн книгу.
Фёдорович метнулся к группе офицеров, стоявших возле машин, закричал. Того, кого он хотел бы среди них увидеть, не было. Но он всё же закричал:
– Герр Штрекенбах! Герр Штрекенбах!
Немцы оглянулись на него. Офицер вопросительно посмотрел на старшего полицейского:
– Wer ist das?[9]
– Ich bin староста. Староста, Herr Offzier[10], – путая немецкие и русские слова, торопливо и сбивчиво заговорил Пёрт Фёдорович.
– O, gut, gut, – кивнул немец. – Was wollen Sie?[11]
– Kann ich mit Gerr Offizer Schtrekenbach sprechen?[12]
Немцы потеряли к нему интерес, когда он повторно назвал имя Штрекенбаха, которого он когда-то угощал самогонкой и солёным грибами. Среди убитых прошлой зимой на большаке Штрекенбаха не оказалось. А может, зря он сейчас произнёс это имя? Начнут дознаваться, потянут за старую верёвочку…
Иванок бежал вдоль опушки, повторяя одну и ту же фразу:
– Шура, я спасу тебя. Шура, я спасу… Шура…
Сестре было четырнадцать с половиной лет. Добрая и рассудительная, как старушка, она всегда опекала его. Заступалась перед родителями, когда Иванок в очередной раз попадал на отцовский ремень. И отец, выслушав её, мог сказать: «Ладно, чертёнок, целуй руки сестре. Шурка, под твою ответственность!..» Рук он ей, конечно, не целовал. Но конфетами и другими сластями, которыми родители или городские гости одаривали их иногда, всегда делился. Всегда откладывал сестре из своего кулька. Молча совал в руки, говоря: «Ты же у нас самая маленькая». Однажды, случилось это в тридцать девятом, зимой, в феврале, они катались с горки на санях. Сани у них были хорошие. Длинные, просторные, с хорошо раскатанными дубовыми полозьями и лёгким липовым верхом. Связал их старик Худов, лучший в округе бондарь и санник. За санями к нему приезжали из других деревень и даже из города. Места на худовских санях хватало двоим, и Иванок с Сашей катались вместе. Самые отчаянные забирались на Клунину горку и неслись оттуда вниз, притормаживая и правя мимо полыньи. На дне пруда били родники. Летом холодные, так что лучше к ним не заплывать, зимой они курились парком, и лёд над ними долго не замерзал, иногда всю зиму. Только в самую стужу, в Васильевские или Святочные морозы, полыньи затягивало тонким ледком. Самые смелые неслись прямо на полыньи, лихо проскакивали мимо чёрных окон, в которых бугрилась, зыбала вода. Санки пролетали по тонкому, прозрачному льду, образовавшемуся после недавних морозов. И вот Иванок тоже решил попытать судьбу. Дёрнул сани из рук сестры и сказал, что поедет один. Затащил сани на Клунину горку. Но Шура бежала следом и, когда он поставил сани на накатанный взлобок горы и подобрал верёвку, почувствовал, как сестра обхватила его сзади за плечи и села рядом. «Ты с ума сошёл!» – сказала она, как сказала бы старшая сестра. «Слезь», – приказал он. «Нет. Если ты такой дурак, то я поеду вместе с тобой».
– Шура, Шурочка моя миленькая… – всхлипывал Иванок, проламываясь сквозь заснеженные кусты и перепрыгивая кочки. Время от времени он задерживал дыхание и прислушивался к звукам
Кто это?
Я староста… господин офицер.
О, хорошо, хорошо. Что вы хотите?
Могу ли я поговорить с господином офицером Штрекенбахом?