Воспоминания террориста. Борис СавинковЧитать онлайн книгу.
сидели на чьей-то заросшей мохом могиле. Он говорил своим звучным голосом с польским акцентом:
– Ну слава богу: вот и конец… Меня огорчает одно, – почему не мне, а Егору первое место… Неужели Валентин думает, что я не справился бы один?
Я сказал ему, что второе место не менее, если не более, ответственно, чем первое, и что требуется большая отвага и хладнокровие, чтобы оценить после взрыва момент и решить, нужно ли бросать свою бомбу или нет. Он неохотно слушал меня.
– Да, конечно… А все-таки… Как ты думаешь, будет удача?
Он вдруг повернулся всем телом ко мне.
– Конечно будет.
– Я тоже уверен, будет.
Он молчал.
– А нелегко папиросником… Вот NN* (речь шла о товарище, недолго пробывшем в нашей организации) не выдержал, и неудивительно… Только знаешь, нужно к нам принимать людей таких, которые могут все… Вот, как Егор…
Он с любовью заговорил о Сазонове.
– Ты знаешь, я таких людей, как он, еще не видал… Такой любви в сердце, такой отваги, такой силы душевной… А Покотилов, а Алексей…
Он опять помолчал:
– Вот не дожил Алексей… Послушай, какое счастье, если будет удача… Довольно им царствовать… Довольно… Если бы ты знал, как я ненавижу их… Но что Плеве! Нужно убить царя…
Дня за три до 8 июля в Петербург приехал Лейба Вульфович Сикорский или, как мы называли его, Леон. Сикорскому было всего 20 лет, он плохо говорил по-русски и, видимо, с трудом ориентировался в Петербурге. Боришанский, как нянька, ходил за ним, покупал ему морской плащ, под которым удобно было скрыть бомбу, давал советы и указания. Но Сикорский все-таки робел и, увидев впервые меня, покраснел, как кумач.
– Это очень большая для меня честь, – сказал он, – что я в большой организации, и что Плеве… Я очень давно хотел этого.
Он замолчал. Молчал и Боришанский, с улыбкой глядя на него и как бы гордясь своим учеником. Сикорскому нужны были деньги на покупку плаща и платья. Я дал ему сто рублей.
– Вот, купите костюм.
Он покраснел еще гуще.
– Сто рублей! Я никогда не имел в руках столько денег…
Мне он показался твердым и мужественным юношей. Я опасался одного: его незнакомство с городом и дурной русский язык могли поставить его в затруднительное положение.
Было решено, что в случае неудачи все метальщики, оставшиеся в живых, отдадут свои бомбы Швейцеру, который их разрядит и сохранит; в случае же удачи каждый должен был утопить свою бомбу. Решение это было принято потому, что как раздача, так и обратное собирание бомб Швейцером было сопряжено с риском, и с еще большим риском было сопряжено разряжение снарядов. Каждый метальщик получил точную инструкцию, где топить свою бомбу. Каляев должен был ее бросить в пруды по Петергофскому шоссе, Боришанский – тоже в пруды, если не ошибаюсь, в деревне Волынкиной, Сикорский – в Неву, взяв лодку без лодочника в Петровском парке и выехав с нею на взморье. Я просил Боришанского специально показать ему Петровский парк, и он показал.
IX
Утром,