Мои университеты. Сборник рассказов о юности. СборникЧитать онлайн книгу.
тишине был бы как грохот упавшего стеллажа…
Язвой он стал называть Наташу где-то в октябре, когда уже приручил эту ехидну, через месяц после того, как она вдруг обернулась и сказала: «Слушай, сигареты есть?», когда они уже бегали в кино вместо его английского и ее аналитической геометрии. Она училась на параллельном потоке и сразу стала пропускать лекции без всякой уважительной причины, не считая семнадцати лет, Москвы и общего духа противоречия.
Андрей встречал ее после начала пары в институтском дворе, где, сидя на спинках лавок, курили и пили пиво не самые усердные учащиеся. Наташа поглядывала на мнущегося Андрея искоса, не спеша заканчивать болтовню. Потом спрыгивала со спинки на землю, покрытую плевками и окурками, подходила.
– Явился, – говорила она, – жажда жизни пересилила жажду знаний?
– Твои друзья? – осведомлялся Андрей. – Интеллектуальная элита, чемпионы по плевкам? В длину или в высоту?
Он тоже любил распустить свои юные колючки, павлиний хвост сарказма. Так и соревновались. Всем доставалось, но и друг друга не жалели.
– Смотри, – говорила Наташа, – билетерша боится, что мы будем целоваться на заднем ряду. Вряд ли она сама пробовала это, но слышала много страшных историй.
– Ты что вообразила, что я буду целовать девушку, которая пропускает лекции? Девушку «Позор курса»?
– Как скажешь, птенчик. Кто я такая, чтобы спорить с мужчиной, который способен сам себе купить целый билет в кино!
– Вот язва! Ты же сама мне не даешь за тебя платить.
Били друг друга по самому больному. Он ей – «лимитчица»: Наташа приехала в Москву из-под Витебска и жила в общаге. Она ему – «малыш»: Андрей в семнадцать выглядел на пятнадцать. Били по больному, но было не больно.
Осень загоняла на дневные спектакли и в музеи, в гости и общежития. Друзья Андрея Язву уважали за мужской характер. Своя в доску – курит, выпивает наравне с парнями, но близко не подходи – ужалит. Все фамилии в компании переиначила, пышную красавицу Перепелкину сделала Перетелкиной, казашку Галиулину, конечно, переделала в Гашишулину, качка Титова с мощной грудью звала Титькиным. Серьезного очкарика Рыбина, который носил с собой зажигалку, чтобы первым дать ей прикурить, спрашивала:
– Рыбин, вот ты женишься, скоро, конечно же, и, конечно же, будешь настаивать, чтобы жена взяла твою фамилию.
– Может, я сам возьму ее фамилию, – пытался соответствовать Рыбин.
– Не возьмешь, у тебя это на лбу твоем написано. И что же получится, что твоя жена будет Рыбина? Огромная Рыбина! Только вдумайся!
– Есть еще много прекрасных фамилий, – вступал Андрей. – Родин, Вагин. Представь, как они в женском роде звучат.
– Вагина! – веселилась Язва, сверкая зубами. – Здрасьте, я Вагина. Прошу правильно ставить ударение.
Той зимой все курили американские сигареты Magna и пили немецкую водку «Распутин». Ларьками с этим добром Москву обкидало как сыпью. Страна переживала трагический период становления капитализма, но Андрей