Лана. Андрей БелянинЧитать онлайн книгу.
ния, которое она на меня произвела.
Красивая? Да, несомненно. Она была очень красивой даже для «белой чаши» нашего города, где красота девушек смешанной крови давно стала общепризнанным лейблом, не вызывающим ни сомнений, ни вздоха умиления. Просто факт, не в большей мере, чем розовое цветение абрикоса или кружение первого снега над золотыми куполами кремля. Тут уж все зависит от вашей личной романтической настроенности и обостренного чувства прекрасного. Думаю, и то и другое у меня гипертрофированно, а значит, нездорово, но тем не менее я попытаюсь ее описать.
Во-первых, глаза… Их принято называть зеркалом души, хотя объективно это всего лишь естественные окуляры, данные нам природой как аппарат зрения. Мне ее глаза на какой-то миг тоже показались зеркалом. Но зеркалом моей души! Понимаете, не ее, а моей. Наши взгляды встретились лишь на долю секунды – импульс, вспышка, лязг клинков, рождение сверхновой… Не знаю…
Больше всего это походило на то, каким бы я мог увидеть себя в отражении призмы собственного придирчивого взгляда – в полный рост, голым, беззащитным и максимально раскрытым. Мы часто умудряемся обманывать самих себя. Льстить себе, прощать плохие поступки, оправдывать дурные мысли, жалеть, то есть при любой ситуации наполнять свой внутренний кокон жалостью, кутаясь в нее, словно в негу. Испытывая при этом довольно искренний стыд, но все равно наслаждаясь. Жалость к себе, наверное, это еще один грех, забытый Моисеем, а может быть, просто утраченный при попытке восстановить разбитые им скрижали…
Так вот, в ее глазах отразился весь мир моей души. То, что она продала свою, я в то время не знал. Впрочем, не уверен, что это знание могло бы фатально изменить предварительную расстановку фигур на игровой доске или первый расклад карт. Лана не делала ничего, чтобы привлечь меня. Она предоставила мне самому возможность выбора судьбы и через некоторое время, тихо попрощавшись со всеми, исчезла из моей жизни на два года.
Два бесконечно долгих года я помнил лишь ее имя и то странное ощущение зеркала, едва не затянувшего меня в иной, запредельный мир. Мир, где мистические тайны настолько просты, что понятны лишь посвященным, а научные знания так сложны, многоступенчаты и противоречивы, что сворачивать себе мозги нет ни времени, ни желания…
Через два года, едва ли не в то же время, она подошла к столику в кафе, где я сидел с тем же другом, и на этот раз мы с ней оба знали – нам нужен любой, самый надуманный, пустячный повод, чтобы назначить встречу и не расставаться, пока…
Пока. Знаковое слово, дарующее надежду, но никогда не оставляющее гарантий. До нашего первого поцелуя оставались еще очень долгие дни, но ни я, ни она не были намерены бороться с неизбежным, мы просто приняли друг друга как данность.
Наши уроки начались одновременно, с той первой встречи, два года назад. Разница лишь в том, что она отлично знала, что это урок, а я не понимал, чему меня учит жизнь. Возможно, поэтому какие-то элементарные вещи мне приходилось вдалбливать дважды. И это была очень жесткая школа, где плата за плохую оценку взималась безжалостно, причем с пас обоих. Зато и свой первый переход мне оказалось не нужно запоминать специально – я провалился в тот миг, когда коснулся ее губ…
«Лана-лана, ланг-ланг! Лана-ла-на-ланг!» – тускло звенели гнутые азиатские бубенчики. Мой казачий конь несся вперед маршевой рысью, гордо задирая голову над низкорослыми лошадками монголов. Я знал, что они боятся смотреть в мою сторону, и это веселило. Привкус соленой пыли на губах напоминал вкус крови. Цэрики искренне считали, что я пью ее каждый день…
Нет, мне кажется, тогда я не потерял сознания. Возможно, даже не почувствовал, как с ее губ что-то вошло в мои и на первом же вдохе проникло внутрь, изменив меня. Незаметно, без боли, скользящим лезвием опасной бритвы, косо ласкающей горло. Я не слышал хруста разрезаемой плоти, из поврежденной гортани не вырвалось свищущее тепло, и рубашку не залило красным. Это было бы слишком просто, ее урок был иной – и тоньше и откровеннее.
Впрочем, если бы я тогда знал, как часто она сама стояла на той грани, где собственное перерезанное горло является единственной лучистой улыбкой всем проклятиям этого мира, я бы…
Я не осуждал ее за то, что она сделала со мной. Не осуждал, частично из высокомерия и, может быть, гораздо более из-за наивности. Или глупости! Возможно, это будет честнее…
Зло, лежащее на поверхности бытия, безобразно, в какие бы красивые философские откровения ни облекала его человеческая трусость. Но глубинное Зло, тайное, не видимое глазом, не осязаемое руками, страшно именно тем, что путь к его познанию завораживающе долог…
Так начались дни, месяцы и годы моего обучения. Я раскрывал ей душу, а она, вооружась циркулем и резинкой, кроила в ней какие-то собственные схемы, решала свои уравнения, доказывала непрописные истины и каждый раз заставляла меня начинать мою жизнь с чистого листа. Тот, что она считала испорченным, навеки исчезал в топке ее презрительного взгляда, хороших отметок я не получал никогда, а ее уроки были порой абсолютно бесчеловечны. И полем битвы служила только моя душа, потому что душа Ланы была уже проиграна. Тогда я еще не знал, КОГО она хочет из меня воспитать