Степные волки. Василий СахаровЧитать онлайн книгу.
части, а затем, не жуя, заглатывать. Я подавился, но вновь рывок зубами. Следует спешить, поскольку у мадам Эры – госпожа Эрмина Хайлер, директор сиротского попечительского приюта, – надо быть до подъёма. А появиться с хлебом всё одно что подписать себе приговор. Она милосердием не страдает. Выгонит на улицу или стражникам сдаст.
Впрочем, мы успевали. И к тому моменту, когда миновали длинную загаженную отбросами улицу, прошли через мост и оказались в своём квартале, весь каравай уже был съеден, и в животе поселилось приятное чувство сытости.
Звенислав покосился на меня и сказал только одно слово:
– Хорошо.
– Хорошо, – согласился я и добавил: – Вот только примелькались мы уже. При желании стражники нас в два счёта найдут.
– А-а-а… – Дружок беззаботно махнул рукой. – Двум смертям не бывать, одной не миновать.
Мы подошли к забору нашего приюта и осмотрелись. Рядом никого. Отогнули прогнившую доску и осторожно пролезли во двор.
Делая вид, что мы никуда не отлучались, а просто вышли на свежий воздух, вернулись в свой барак и сделали это очень вовремя. Не успели лечь на свои нары, которые были накрыты прелой соломой, как прозвучал крик старшего воспитателя Матео:
– Подъём, сучата! Пора отрабатывать свой хлеб, курвёныши! Ишь, разоспались, дармоеды! Великий герцог Штангордский, сиятельный Конрад Третий, да ниспошлют ему боги доброе здоровье и долголетие, заботится о вас! А вы только жрать и спать горазды, ублюдки!
Это ничего. Сегодня он ещё добрый. Обычно с плетью входит и на нас свою злобу вымещает. А к вечеру выпьет хмельной сливовки и подобреет. Однако до вечера далеко, и сейчас надо пошевеливаться, резво вскочить и выбежать на построение перед бараком. Матео, как всегда, пусть не плетью, но кованым сапогом огребёт по копчику. Как правило, это будет кто-то из девчонок. Их Матео любит бить больше всего, извращенец. А вчера я приметил, как они с воспитателем Гильомом стояли возле кухни и смотрели на девчонок из нашей группы. Нехорошо смотрели, не по-доброму, и мне показалось, что особенно пялились на Сияну. Твари! Убью!
Большой гурьбой сироты вывалились во двор и построились по четыре человека в ряд. Три прямоугольника, десять на четыре, итого сорок человечков в каждом. Одна коробка – один барак, все вперемешку, мальчишки и девчонки разных возрастов, от десяти до пятнадцати лет.
Мы – это всё, что осталось от каганата дромов, как нам говорят. Наверное, это так, но я давно уже не верю воспитателям, а кого-то другого, кто бы мог это подтвердить, ни разу не видел. И всё, что у меня есть от прошлого, – небольшая татуировка на правом предплечье: неведомый хищный зверь в плетении травяного узора. У остальных приютских мальчишек тоже есть татуировки. Разные. Как правило, звери. Но что они значат, никто объяснить не мог или не хотел. Нам бы день прожить и в ночь уцелеть. Поэтому зачем думать о том, что бесполезно, не помогает и никак не влияет на жизнь, а, наоборот, может вызвать ярость воспитателей? Вот мы и молчим. Только между собой можем что-то обсудить, а всех остальных людей привыкли воспринимать