. Читать онлайн книгу.
Об этом говорил… э-э… имея в виду родственную гортанность немецкого “h” древнееврейскому “хэй”… э-э… их родственную духовную субстанцию… один еврейский германофил в девятнадцатом веке». Позабыл Густава Карпелеса, и без того-то всеми позабытого. А еще недавно, у Фейхтвангера, это имя, Карпелес, было нарицательным – аналогом «абхама» или «сахочки» в моем ленинградском дворе.
Бывает, крутящееся уже на языке имя не дается, всякий раз подменяясь другим, одним и тем же. «Миронов» – в моем случае ленинградский поэт – почему-то становится Меркурьевым, вероятно актером, с пасынком которого я учился в училище.
Самый неприятный для меня заскок в памяти: въезжаю во Францию (автобусом), сразу за окном волшебный лес немецкой сказки сменяют прозрачные барбизонские… хочу назвать и не могу, вместо «тополь» выскакивает «окунь», и тоже видится что-то писанное маслом, полная корзина холодной переливающейся рыбы. И так два мучительных часа: «окунь… окунь… окунь…» – на тополь. А подсказки ждать не от кого, кругом одни арабы.
Мой совет. Надо заново заставлять себя вспоминать, заново выучивать забарахлившее слово, как заново учатся ходить. У меня, к счастью, это только в устной речи.
Час пролетел незаметно. Последний вопрос:
– Что вы сейчас пишете?
– Роман. «Рычи, Китай». Китаю в считаные годы грозит демографическая катастрофа: полное вырождение. Кончается тем, что в результате искусственного оплодотворения с применением новых генных технологий на свет рождается миллиард гермафродитов.
– О!
Звучит генделевский «Саул».
Да, чтоб не забыть. Был у Саши с Галей – я у них всякий раз, когда приезжаю к Любе. Собственно, Галя нас с Любой и свела. Заочно. Это было еще до революции… Что я говорю – при советской власти, когда Максимов выпустил по-французски книжку «Континента» с фрагментом из моего «Прайса».
Не то чтобы жизнь «с грохотом провалилась в прошлое» – просто, не имея ежесекундно перед глазами зеркальца, забываешь, что твое вневременное Я загримировано под тех, кто одной ногой уже стоит в своем семидесятилетии. (Сусанночка – нет, женщине столько лет, на сколько она выглядит.)
Отдельно на маленьком столике аперитив, позаимствованный французами у русских, предварявших обед обильными закусками. Об этом гастрономическом приоритете России я узнал из «Писем» де Кюстина или из примечаний к ним – второе рекомендую не меньше первого. Среди закусок стояло блюдо с тарталетками, содержимое которых осталось для меня тайной. Мой аппетит взял верх над любопытством: они были сметены мною в миг, а тыкать пальцем в пустоту, дескать что́ там было внутри – что было, того уж нет. Потом сели за стол, не переставая все это время обсуждать одно и то же: Украина, «Немцов на Москворецком мосту» (историческое полотно будущего классициста), бездна, разверзающаяся под стенами Кремля. И не скажешь: «Сладко, когда на просторах морских разыграются ветры, с твердой земли наблюдать за бедою, постигшей другого». У самих под ногами