Финансист. Теодор ДрайзерЧитать онлайн книгу.
и таков уж XIX век – эпоха сменилась за треть столетия. Эпос искажает реальность по-своему, но пора уж привыкнуть к тому, что только искаженная реальность и существует. Когда все это еще «было» и трепетало, Марк Твен мог поймать больше живых и выразительных деталей, вот только никто не знал, к чему все это ведет, какие детали действительно важны, как рассыпанные подробности сложатся в мозаику. Драйзер – знал. А потому его трилогии присущи и занудство эпоса, и невольное сожаление о прошлом (осуждай не осуждай баронов-разбойников, но это уже прошлое, и кратковечность наша внушает печаль), и сильные характеры (кто устоит перед Фрэнком Каупервудом? Кто устоит перед Ахиллом и Одиссеем? Хотя, с точки зрения обычной человеческой нравственности, многое можно сказать против любого из них). И главное, в его повествовании рассыпаны детали, не только «учебниковые», но вроде бы случайные, так, мимолетные подробности жизни, однако они-то и скажут нам больше всего.
Легкий флер сказочности вполне уместен, пока речь идет о детстве героя. Именно здесь, на первых страницах книги, возникают и обстоятельные «гомеровские» отступления – мифы, поиски первопричины, «начала» событий, – и гомеровски точно (гомеровски неточно) воспроизведенный предметный мир. Не забыто и пианино, выписанное из Европы. Одна лишь деталь, и мы вдруг отчетливо понимаем, что такое Америка – самая культурная, восточная ее часть, Новая Англия! – в тридцатые-сороковые годы XIX века. Не было во всей этой двести лет как освоенной провинции ни одного мастера, способного изготовить и настроить пианино. Музыкальные инструменты везли из Европы, на тогдашних медлительных судах – океанских пароходов «еще не существовало». Везли инструменты, книги, учителей, моды. Поколение Йеркса, внуки и правнуки Революции, возвращалось в Европу.
Каупервуд-отец выписывал из Европы культурный товар – уже достаточный признак богатства. Сын же самолично отправляется в Старый Свет посмотреть, что там нужно ему. Это опять-таки соответствует исторической истине: богатые американцы с женами и дочерьми-наследницами зачастили в Европу с середины XIX столетия, с тех пор и стали типажами карикатур и объектами брачной охоты. Фрэнк Каупервуд – отнюдь не самый проворный в своем поколении, «выездным» он становится уже в зрелом возрасте (его одногодок Морган заканчивал университет в Европе; правда, связи наладил еще старший Морган, банкир). В светских семействах Новой Англии поездки в Европу сделались сезонными, богачи одевались в Лондоне и Париже, у Ворта. Драйзер подчеркивает, что при всех амбициях и грандиозном богатстве Фрэнка в высший свет его семейству попасть не удается. Богатства, нажитого Фрэнком, чуть-чуть не хватает, чтобы «простили все», репутация у всякого миллионера неважная – поскольку наследственных имений в Новом Свете не водилось, огромное состояние, как и сейчас, само за себя говорило: «нахапали!», но и тут Фрэнк чуточку переборщил; к древности рода опять-таки требования предъявлялись не