Сестры по благоразумию. Гейл ФорманЧитать онлайн книгу.
te">[1], последние дни свободы перед началом нового учебного года. Перспективы моего предпоследнего года обучения в школе, кажется, выглядели вполне радужными. Я играла в рок-группе под названием Clod, и мы должны были выступать на фестивале инди-групп «Бабье лето» или на вечеринке альтернативной музыки в «Олимпии» вместе с другими серьезными и известными артистами, у которых имелись контракты на звукозапись с приличными лейблами. Это было большим успехом для нашей группы, которая до этого выступала только на частных вечеринках и в кафе. Но, понятное дело, мачехе этого не понять. Она уверена, что я играю в панк-группе сатанистов, и поэтому после рождения моего брата Билли запретила нам проводить репетиции в подвале нашего дома, чтобы мы, не дай бог, не сбили младенца с пути истинного. Теперь мы репетируем в подвале дома, в котором живет Джед, что мачеха, конечно, тоже не одобряет, ибо – представьте себе, какой ужас! – Джеду уже девятнадцать и он живет не с родителями, а с какими-то непонятными людьми.
Поэтому я вежливо отказалась от поездки на Гранд-Каньон. Ну, может, не так уж и вежливо, потому что точная формулировка моего отказа была довольно категоричной: «Я скорее стекло буду есть, чем с вами поеду!» Услышав мой ответ, мачеха бросилась к отцу, который усталым тоном спросил, почему я так грублю. Я рассказала о намечавшемся концерте. Раньше отец очень любил музыку, но это было давно. Он снял очки, потер переносицу и заявил, что вопрос поездки не обсуждается. Мы, мол, поедем всей семьей. Но я не собиралась сдаваться. Я закатила им по полной программе – рыдала, молчала как рыба и перебила массу тарелок. Ничего не помогало. Мачеха наотрез отказалась идти на уступки. Получалось, что я против не только нее, но и отца, а с ним мне всегда было сложно спорить, поэтому я в конце концов сдалась.
Я рассказала о «семейных» планах музыкантам моей группы. Наш вечно укуренный барабанщик Эрик сказал: «Ну, блин, облом!» Денис и Джед очень расстроились.
– Мы так долго вкалывали, чтобы этого добиться, – грустно произнес Джед. – И ты так много работала!
Он был совершенно прав. Три года до этого я не была в состоянии отличить ноту си от ноты фа, а сейчас нас позвали играть на мощном концерте с серьезными и уважаемыми исполнителями. Получалось, нашей группе придется выступать на фестивале «Бабье лето» в составе трех человек. У меня чуть депрессия не началась от того, что не удастся выступить со всеми, хотя мне немного льстило то, каким Джед стал грустным, когда понял: меня с ним на сцене не будет.
Я должна была почувствовать, что что-то не так, когда утром в пятницу около трэш-мобиля – микроавтобуса омерзительного коричневого цвета, который купили по настоянию мачехи после рождения Билли, увидела только отца. Ни мачехи, ни Билли не было рядом.
– Бог ты мой, всегда она опаздывает! Разве ей не известно, что пунктуальность – это одна из форм самоконтроля? – спросила я.
– Спасибо за бесплатную сессию психоанализа, Брит, но твоя мать с нами не поедет.
– Она не моя мать, и ты об этом прекрасно знаешь! Ты же говорил, у нас семейное путешествие, и именно поэтому я должна ехать. Из-за этого я пропускаю важный концерт. Если она не едет, то я тоже остаюсь.
– Это семейное путешествие, – ответил отец и положил чемодан в багажник, – но два дня в машине Билли не выдержит. Они летят на самолете, и мы встретимся с ними на Гранд-Каньоне.
Я точно должна была заподозрить, что что-то не так, когда отец предложил остановиться в Лас-Вегасе. Если бы мама была жива, мы бы обязательно поехали в Вегас, а потом добрались и до Сан-Франциско. Помню, как однажды, когда стояла такая несусветная жара, что невозможно было спать, мы забросили в багажник спальники и поехали в горы. Но это случилось давно, время ушло навсегда, и с тех пор папа сильно изменился. Мачехе удалось убедить его в том, что спонтанность – это форма безответственности.
Папа купил мне обед в ресторане с видом на искусственные каналы Белладжио и даже пошутил по поводу внешнего вида некоторых туристов. Потом мы пошли в казино в центре города. Папа сказал, что никто не заподозрит, что мне всего шестнадцать, и дал двадцать долларов для того, чтобы я поиграла в автоматы. «Что ж, – подумала я, – может, все это путешествие окажется не таким страшным, как я предполагала». Но потом, играя в автоматы, я покосилась на стоящего в сторонке отца и поразилась тому, какой грустный и безучастный был у него вид. Казалось, кто-то пылесосом высосал из него душу. Папа даже нисколько не обрадовался тому, что я выиграла тридцать пять долларов, которые он сразу забрал, сказав, что сохранит их и отдаст потом. Это было еще одним плохим сигналом, на который я тогда, увы, не обратила внимания. Я потеряла бдительность и решила, будто мы с отцом наконец-то снова весело проводим время, чего, кстати, давненько с нами не случалось.
После того как мы выехали из Вегаса, папа сильно помрачнел. Я почему-то подумала: «Таким мрачным он был, когда дела мамы стали совсем плохи». Я видела жуткое: он так сильно вцепился в руль, что костяшки рук побелели. Я начала думать о том, в чем причина такого странного поведения, отвлеклась и даже не обратила внимания на то, что мы едем не на восток в сторону Каньона, а повернули на север в Юту. Мимо окна автомобиля проплывали красные горы