«Красное Колесо» Александра Солженицына. Опыт прочтения. Андрей НемзерЧитать онлайн книгу.
цельное сочинение с единой, последовательно развиваемой концепцией действительности, основанной на огромном множестве «разноречивых», но поддерживающих друг друга фактов.
Должно, однако, объяснить, почему Солженицыну понадобился огромный экскурс в прошлое (60–74), как он связан с судьбами вымышленных персонажей и почему его нельзя вынуть из повествования.
Последний тезис формально противоречит замечанию Солженицына в начале «столыпинской» главы: «Автор не разрешил бы себе такого грубого излома романной формы, если бы раньше того не была грубо изломана сама история России, вся память её, и перебиты историки». Думается, слова эти, как и предваряющее их приглашение «лишь самых неутомимых любознательных читателей» прочитать, что написано петитом («Остальные без труда перешагнут в ближайший крупный шрифт»), нельзя понимать буквально. Между тем именно так они и были восприняты многими читателями, но, как водится, «с точностью до наоборот». Слишком часто доводилось слышать и читать, что интересны («познавательны») в «Красном Колесе» лишь «исторические» главы, а «романные» рассеивают внимание и отвлекают от хроники революции. Поневоле вспомнишь анекдот о двух помещиках, один из которых избирал в эпопее Толстого фрагменты «про войну», а другой – «про мир». Солженицын (пожалуй, даже в больше мере, чем Толстой) стремится показать, сколь по-разному история воздействует на разных людей, а люди эти, в свою очередь, по-разному осуществляются в истории. От того и требуется писателю дать «крупным планом» портреты многих непохожих персонажей, фиксируя мельчайшие психологические детали, непредсказуемые извороты судеб, выпадения героев из присущих им социально-исторических амплуа. Читая в первый раз «столыпинскую» («богровско-столыпинско-царскую») сплотку глав, мы воспринимаем запечатленные в ней события на фоне только что явленной нам самсоновской катастрофы, но не ведая, что произойдет с несколькими отнюдь не «проходными» персонажами. Важны оба обстоятельства.
«Восточнопрусская» часть «Августа» завершается уже упоминавшейся экранной картиной концентрационного лагеря (58) и заявлением штаба Верховного Главнокомандующего (Документы – 7). Самсоновской армии больше нет, последние часы ее остатков обрисованы в трех главах (56–58). Перед тем из нашего поля зрения исчезает группа Воротынцева, причем в момент прорыва к своим, и пока неизвестно – будет ли он удачным для всех окруженцев (55). Собственно историческим главам предшествуют петроградские, посвященные семье Ленартовичей, теткам и сестре идущего сквозь Грюнфлисский лес Саши. Рассуждения теток Саши о текущей политической жизни и индифферентности современной молодежи (племянницы Верони и ее подруги Ликони, в которую Саша влюблен) перетекают в их восторженные воспоминания об эпохе террора (начиная с охоты за Александром II, увенчавшейся первомартовским убийством) и ее «героях-мучениках» (59–62). Так мы приближаемся к убийце Столыпина (жизнь и личность Богрова