Питерская Зона. Темный адреналин. Дмитрий МанасыповЧитать онлайн книгу.
Кто-то, пока невидимый. И этот кто-то… Урфин прижал приклад АС-25 к плечу, сдвинул шлем на затылок. Гиены замерли. Ага, паршивцы, проняло?
Если сталкер стягивает шлем с головы и готовится к бою, то тут два варианта. С первым все ясно. У бродяги поехала крыша, и он возомнил себя бессмертным берсерком. Тут или валить нахер… или валить его. Пока своих не завалил. А вот второй случай хуже. С рассудком у него все в норме. И с интуицией. И ей сталкер доверяет больше. Именно сейчас, когда ждет серьезного противника. К черту электронику. Слушай, смотри, нюхай.
Ты человек. Твоя кровь помнит многое. Она подскажет, как быть. Твои предки ходили на медведя с рогатиной и ножом. Твои прапрадеды снимали врага за сто метров из кремневого мушкета. Твои давние отцы по запаху находили противника в лесу и засаде. Электроника не заменит тебя самого. Это Урфин знал четко. Этому он верил больше гарантии производителя. И Гиены это понимали.
Урфин втянул воздух. Глубоко, несколько раз прерываясь, гоняя его по носу. Туда-сюда, как пробуют хороший чай, катая по языку. Да-да, только так и поймешь, что тебя ждет. Вернее, кто. Нюхай, бродяга, слушай, смотри лучше. Лови мелочи, распознавай крохи, говорящие о многом.
Когда смертоцветы разлетаются бурой шрапнелью, и никого… Так не бывает. А невидимок в Зоне нет. Пока вроде как. Хотя от этой подлюки можно ждать чего угодно. Вот только Урфин склонялся больше к другому варианту. И его, этот вариант, пытался отследить по вполне понятным подсказкам.
Еле уловимый хруст подсохшего дерна. Ветер, рвавший Зону со вчерашнего вечера, наждаком прошелся по земле. Свел в жесткие складки, разметал сухую траву, пустил трещины по недавней грязи. Сейчас оно все прямо в кон. Сейчас оно только помогает. Ну, ну… где еле слышно щелкнет и брызнет чуть заметной крошкой? Где почти неуловимо приподнимется сразу несколько пучков жесть-травы? Откуда неожиданно понесет пробившимся наружу смрадом и гнилой засохшей кровью? Ну, где ты, скотина?!
Гиены, замершие в ожидании, все еще перекидывали «веретено». Это они делали верно. Разбежаться им никто не даст. Пулю в спину, и дело с концом. Это понимал каждый из рейдеров. Вот и пасовали никак не угомонящуюся фасолину, все яснее краснеющую и еле заметно воющую. «Веретено» не успокаивалось. А ведь должно. Должно, отдалившись от своей «матки» на километр, успокоиться и заснуть. А эта хрень, мать ее, набухает и превращается в готовую прорваться кисту. Такую, что не поймешь, где затыкать.
Ветер взвыл. Кинул в лицо мелкую острую пыль. Урфин вздрогнул, услышав вместе с порывом тихое кашлянье. Пронесло… новая коробочка взорвалась совсем далеко. А ветер сдул все семена. Один Гиена дернулся, вспотел еще больше.
Смертоцветы убивают не сразу. Мгновенно они только вырубают. Спинной мозг и те нервные узлы, что отвечают за движение. И человек корчится на земле, воя от боли и страха, чуя внутри себя стремительно расползающуюся колкую паутину прорастающих гиперсемян. Только лопается кожа, разлетается алая и темно-красная взвесь, летит вверх