Бортовой журнал 6. Александр ПокровскийЧитать онлайн книгу.
были, спешно призвали и с ходу бросали в бой. Даже в обмундирование не переодевали. Мол, под немцами был – искупай кровью. Они и искупили. Пали почти все.
Я собираю воспоминания солдат о той войне. Я собираю то, что они рассказывали своим сыновьям и внукам.
Вот только некоторые:
«…Дед Гена был переброшен под Москву в ноябре в составе так называемых «сибирских дивизий» (не путать с дальневосточными, одетыми и вооруженными), а они были совсем без оружия («Добудете в бою»), вот и стоят у меня в ушах до сих пор его слова, когда он говорил об атаках: «Бежишь и думаешь: блядь, ну хотя бы ножичек!!!»»
Или:
«…Нас везли на фронт долго. Остановились как-то в степи, вывели несколько человек, поставили перед вагонами и расстреляли. Расстреляли просто так. Для острастки…»
А вот еще:
«…Мы «ура» не кричали. В атаку когда идешь, то кричать не можешь. Это в кино кричат. Мы – молча. Встала в атаку рота, побежала, я бегу, оглянулся – один бегу. Всех положили. Мне сержанта дали.»
«...Ворвался в немецкий блиндаж, а в руках – только саперная лопатка. Очнулся – вокруг куски мяса. Мне потом говорили, что я четырех немцев зарубил. Чуть под трибунал не отдали. Говорят, что надо было их в плен брать.»
«…Нас не очень-то и кормили. Кухня всегда опаздывала. Видно, списывали продовольствие. Выписывали как на живых, а после атаки – где они, живые-то? Шли по грязи трое суток. Налетели самолеты – небо от них черное. Я потом в поле один встал.»
«…Задача была шоссе удержать. По нему кавалерия должна была пройти. У немцев танки, у нас – кавалерия. Рейд в тыл врага. Кавалерия прошла. Назад никто не вернулся – ни люди, ни лошади. Их генералу потом повышение вышло. Он-то в тот рейд не ходил.»
«Сейчас, слава богу, никто не опровергает слова Монтгомери, который спросил у Жукова про штурм Зееловских высот примерно так: «Это правда, что вы отдавали приказ войскам идти по минным полям?» Последовал недоуменный ответ: «Да, а что?» – и Монти ответил: «Если бы я так приказал, то меня расстреляли бы на следующий день».
Вот такие записки о войне.
Генералы о войне вспоминают часто. Кучу книг написали. Солдаты – редко. Только когда внукам рассказывают.
Мне было примерно тринадцать, когда я что-то стал говорить отцу о Великой Победе. Он меня прервал и сказал: «Это скорбь. великая...»
Нет, нет, нет! Ни слова об их черствости, низости, жадности, подлости – ни слова!
Только о том, как они умны и чудесны, прекрасны, добры и сдержанны во всем.
Я имею на него виды. То есть я хотел сказать, что виды мои не чета тем видам, что отмечают в себе все остальные.
Мои виды отличаются дальновидностью. То есть если подходить близко к работе великого мастера, то картина его выглядит совершеннейшей мазней и гадко пахнет. А вот отойди от нее на дальнее расстояние, и воссияет она в лучах истины, что твоя мадонна и прочие пейзажи.
Всем необходимо внушение. Оно, оно, оно двигатель нашего общества, потому как за всем нужен пригляд, отчего в Отечестве