Постоянство ветра. Сергей КостыркоЧитать онлайн книгу.
нехотя присоединяется к аплодисментам, редкими хлопками отвечая залу.
В следующем кадре он уже сидит, по-прежнему хлопая в ладоши. Зал продолжает аплодировать, но тоже сидя.
За столом президиума перед микрофоном встает худой пожилой кореец, и – даже не «наступает», а «падает» – тишина. Сидящие в креслах неподвижны. Но – ненадолго. Ведущий заседание произносит что-то, видимо, про «Высшего Руководителя» и «Блистательного Товарища», и зал встает для новых «бурных аплодисментов». Неправдоподобная слаженность вставания, как будто не отдельные люди встают, а всех разом поднимает театральная машина. Депутаты что-то выкрикивают хором.
Эти аплодисменты вождь принимает сидя, снисходительно присоединяя к ним свои редкие хлопки. Лицо его неподвижно. Уголки узкого рта опущены. Он похож на раскормленного взрослого ребенка – злого и капризного. Но взгляд не детский – взгляд холодный, отстраненный. Взгляд как бы оттуда – из горних высей власти. А он в этом зале – олицетворение власти. Власти безграничной и беспощадной.
Аплодисменты прекращаются, тишина снова включается в зале как бы нажатием кнопки. Депутаты уже в креслах. Но сидят они так же слаженно, так же синхронно, так же верноподданно, как и аплодируют. Сидят, как бы перестав дышать. Ни одного движения в зале. Спины выпрямлены, глаза устремлены на сцену.
Процедура голосования: Ким Чен Ын поднимает свою членскую книжку, и это движение повторяет зал. Несколько секунд подержав правую руку с поднятым удостоверением, сотни людей одним на всех движением опускают правую руку к столику перед собой и кладут книжечку. Как бы стая птиц опустилась разом.
Нет, тут не жесткость политического ритуала, контролируемого извне. Эта предельная сосредоточенность на каждом «коллективном» жесте, движении, позе – от распирающего их изнутри искреннего чувства.
Вождь встает. Вождь уходит со сцены тем же нелепым при его комплекции «строевым» шагом; за ним соблюдая, иерархическую, протоколом прописанную очередность, следуют прочие официальные лица. Уходят под все те же «бурные аплодисменты».
…Ролик короткий. Минуты три.
И я кручу его еще и еще. Чем завораживает это зрелище? Экзотичностью политического ритуала? Карикатурностью? Для кого-то, возможно, и да, но только не для меня и моих ровесников, выходцев из советской жизни. Да подозреваю, что и у нынешних моих соотечественников есть (2014 год продемонстрировал) – свой собственный внутренний ход к сладостному чувству «единения перед лицом» чего-то там; избавления от себя самого ради «слияния со всеми» в «великий народ». Нет, дело не в КНДР. Потребность саморастворения в «едином теле» «народа» и самоуничижении перед властителем, в каждом «народе». И ничто от этого не спасает – ни древность и великая культура (Китай), ни европейская рафинированность (Германия). Россию в 90-е годы буквально за волосы тогдашняя власть пыталась втащить в жизнь, условно говоря, европейскую, но «русские» уперлись –