Иван Никулин – русский матрос. Леонид СоловьевЧитать онлайн книгу.
одиночные автоматчики, но их огонь был слаб, редок, неточен. Крылов, желая отличиться перед командиром, быстро погасил два автомата. Огонь немцев стал еще реже. Словом, бой на участке Никулина можно было считать выигранным начисто.
Между тем на участке Фомичева и Жукова творилось что-то непонятное – полное затишье, в то время как на участке Клевцова дело разгоралось все жарче и жарче. Там стучали автоматы, пулеметы, беспрерывно дрожало бледно-судорожное пламя вспышек. А сумрак сгущался, к тому же опустился туман, застилая видимость.
– Надо, пожалуй, туда сходить, – сказал Никулин. – Поглядеть, что у них там… Крылов, группу оставляю на тебя. Самое главное – следи за танком.
Перебежками, а кое-где по-пластунски он направился к позиции Клевцова. Он торопился, чувствуя по накалу боя, что дело там осложняется. Когда он был почти у цели и уже различал во мраке смутный силуэт вражеского самолета, грохнул вдруг оглушительный взрыв, к небу поднялся сноп огня, и все затихло. Прозвучала короткая очередь – последняя.
…А еще через десяток минут Никулин пришел на позицию Фомичева. Там встретил он и Жукова.
– Ну, что у вас? В чем дело?..
– Да что! – выругавшись, ответил злым, раздраженным голосом Фомичев. – Не приняли, сволочи, боя – скорее лапки кверху. Вон они стоят – в полном комплекте, с летчиком и бортмехаником. А вот и оружие ихнее.
Он указал на сваленные в кучу пулеметы, автомамы, гранаты, ножи. В стороне темнела группа пленных. Тлели огоньки папирос.
– Курят еще, гады! – Фомичев скрипнул зубами. – Отобрать, что ли, папиросы у них?
– Оставь, не надо!
– Самолет в исправности, – докладывал Фомичев. – Танк тоже в исправности, даже не отцеплялся. Без выстрела сдались. А как там у Клевцова дела?
– Клевцов убит, – ответил Никулин. – Коновалов и Серебряков убиты.
Прощайте, друзья!
Клевцов открыл огонь в тот момент, когда второй «юнкерс» только что коснулся земли своими колесами. Пули перебили шасси, «юнкерс» скапотировал, погнув правую плоскость и высоко задрав левую. Удар был так силен, что летчиков, как это потом выяснилось, убило на месте, а танк, подвешенный к фюзеляжу, вышел из строя.
Но автоматчики в кабине уцелели. Несколько немцев выпрыгнули и залегли, прикрывая огнем высадку остальных. Комиссар приказал Коновалову и Серебрякову взорвать самолет вместе с фашистами.
Не доползли моряки. Огонь многих автоматов сосредоточился на них. Сперва ткнулся в землю пробитой головой Коновалов, шагах в пяти от него полег и Серебряков. Комиссар видел все это из своего укрытия.
– Эх, гады! – сказал он, стиснув зубы. – Погубили ребят. Гранаты мне!
По-пластунски, переметнувшись через бугорок, комиссар пополз к самолету. Навстречу ему зашипел, завизжал свинцовый град. Слетела, сбитая пулей, бескозырка, срезало как ножом полевую сумку. Две пули прожгли плечо комиссара, две застряли в ногах. Превозмогая боль и смертную слабость, комиссар упрямо полз вперед и вперед. Еще одна