Моя первая любовь (сборник). Олег РойЧитать онлайн книгу.
склонившихся надо мной, кажутся одинаковыми за марлевыми повязками, но это не так: один мужчина постарше, а второй… второй мой сын. Я слышу, как тот, что постарше, говорит, что все хорошо. Говорит что-то об обширном инфаркте, о полугодовой коме, о благоприятном прогнозе, восстанавливающей терапии и успехах моего сына.
Но все это не важно, по сравнению с тем, что теперь я знаю, как зовут мою любимую. Имен у нее много, но есть одно, самое главное.
Пока мы не можем быть вместе, но придет время, и я обязательно вернусь к ней. И она будет меня ждать. Теперь я не беспокоюсь ни о чем, ведь я знаю ее имя.
Ее зовут Смерть.
Ариадна Борисова
Дочь семи кровей, Ариадна Борисова родилась в Якутии. В десятом классе не была допущена к экзаменам за «аморальное поведение», которое заключалось в политических разногласиях с директором, преподавателем истории. Сдав экзамены в вечерней школе, сбежала в Егорьевск с первым встречным. С тех пор все еще живет с тем же встречным, у них двое детей, внуки… Испробовав множество профессий – от кочегара до работника культуры, – Ариадна Борисова остановилась на литературной деятельности. Ее талант – видеть океан в капле и вечное в бытовом, мелочном.
Убить муравья
Странно устроена человеческая память. Оставляет тебе один день в мельчайших подробностях, а другие, забытые дни года, мельтешат вокруг сорным вихрем. Если очень надо, можно, конечно, выхватить из этого вихря какое-то событие, но вспоминаешь его уже не в первых красках – просто констатируешь факт, ставший, возможно, подспорьем взрослеющему опыту. А особенный день потому и видится вживе, что память в полном объеме сохраняет в нем чистоту переживаний.
…Закрываю глаза и отчетливо вижу старый дом под горой. Мой холст не загроможден ничем лишним, летние мазки свежи и ярки, как впечатления любого семилетнего человека. Вижу светящийся на фоне темно-седых бревен нимб белых волос – это прабабушка Евдокия (бабушка Дуся, бабдуся в сокращении) сидит на завалинке с вытянутым из голика[1] прутом в руках. Собирается вздуть меня за опоздание к ужину.
Вижу нарядный «залец» в доме: мраморные от крахмала занавески, круг стола молочной белизны. Вижу тусклый блеск кованых изразцов на сундуке – в него запрещалось заглядывать, но я знала, что там, поверх зимней одежды, лежит кулек необычайно вкусных самодельных конфет. Размером они со спичечный коробок, корочка хрустящая, леденцовая, а начинка похожа на халву из кедровых орешков. Вижу в спальне над изголовьем кровати узкий шкафчик с закрашенными изнутри стеклами. Шкафчик тоже не разрешалось открывать, по вечерам бабдуся сама распахивала его дверцы и створки стоящего внутри киота. Перед сном в спущенной лампадке теплился огонек…
Несколько раз в год меня отвозили к прабабушке в город на причастие. Неверующие родители не препятствовали в святом деле ее долга и сердца. Крещеные правнуки ездили к ней по одному – с кучей пострелят никто бы не справился. Я любила «церковные» дни и всегда с нетерпением ждала своей очереди.
Накануне вечером
Голик – веник из голых ивовых прутьев. – Прим. авт.