Полет сокола. Дафна ДюморьеЧитать онлайн книгу.
отношения к пьяной крестьянке. Во что бы то ни стало я должен заснуть. Должен быть бодрым к утру, к посещению собора Святого Петра, замка Святого Ангела…
У групповода, у возничего нет времени. Нет времени.
Глава 2
Я проснулся словно от толчка. Кто-то назвал меня Бео? Я включил свет, встал с кровати, выпил стакан воды и посмотрел на часы. Два часа ночи. Я снова упал на кровать, но сон не шел ко мне. Голая, безликая спальня отеля, моя одежда, брошенная на стул, расчетная книга и план маршрута на столе были частью моего повседневного существования и принадлежали миру совсем другому, а не тому, в который меня неосторожно завлекло мое погруженное в сон сознание. Бео… Благословенный. Детское имя, которое мои родители и Марта дали мне, скорее всего, потому, что я был последним ребенком, последним прибавлением в семейном кругу: между мной и моим старшим братом Альдо разница в восемь лет.
Бео!.. Бео!.. Этот возглас все еще звучал у меня в ушах, и я не мог избавиться от страха, от чувства непонятной угнетенности. Во сне я был уже не групповодом, а странником во времени: рука об руку с Альдо стоял я в приделе церкви Сан-Чиприано в Руффано, не сводя глаз с алтарного образа. На картине было изображено воскресение Лазаря. Из зияющей могилы вставала фигура мертвеца, запеленутая в страшный саван – вся, за исключением лица, с которого бинты спали, открыв ожившие глаза, с ужасом устремленные на Господа. Стоявший в профиль Христос звал его мановением пальца. Перед могилой в мольбе и отчаянии лежала женщина, скрытая тяжелыми складками одежды, – предположительно Мария из Вифании, которая поклонялась своему Учителю и которую часто путают с Марией Магдалиной. Но в моем детском воображении она походила на Марту. На Марту, мою няню, которая каждый день меня кормила, одевала, сажала на колени, качала на руках и называла меня Бео.
Алтарный образ преследовал меня по ночам, и Альдо знал это. Когда по воскресеньям и праздникам, сопровождая родителей и Марту к мессе, мы шли не в собор, а в приходскую церковь Сан-Чиприано, то почти всегда стояли в левом нефе. Наши отец и мать, как, впрочем, и все родители, не замечая страхов, которые преследуют их ребенка, никогда не смотрели в нашу сторону и не видели, что брат, схватив меня за руку, заставляет все ближе подходить к распахнутым воротам придела, пока мне не остается ничего другого, как поднять голову и глядеть во все глаза.
– Когда мы придем домой, – шептал Альдо, – я одену тебя Лазарем, а сам буду Христом и призову тебя.
Это было хуже всего. Гораздо страшнее самого алтарного образа. Из груды грязного белья, которое Марта приготовила к стирке, Альдо вытаскивал измятую ночную рубашку нашего отца и натягивал ее мне на голову. Для моего утонченного ума это было унизительно, а мой маленький желудок выворачивало от сознания, что я завернут в ношеные одежды взрослого. Меня начинало тошнить, но противиться не было времени. Меня бросали в кладовку под лестницей и закрывали дверь. Как ни странно, но против этого я не возражал. Кладовка была просторной, а на сколоченных из реек