Полёт в Чаромдракос. Наташа КорсакЧитать онлайн книгу.

      – Вот и приехали, Рози, – сказал отец. – Сейчас я помогу тебе выйти.

      Прижав к себе клетку с Луи, я осторожно выглянула в окно. О, святая Женевьева! Камилла Штейн! Кажется, она поймала мой взгляд! Она стояла у окна в ожидании нас.

      Серебряные нити дождя, связавшие паутину на огромном окне её дома, не позволили мне хорошенько разглядеть лица мадам. Но мне показалось, что она улыбается и машет мне рукой в знак приветствия. Я решила скрыться от её улыбки, натянув на голову свой тяжелый, почти друидский капюшон. И на всякий случай затаила дыхание. Но не тут-то было. Отец уже достал из багажника мою личную колесницу и распахнул передо мной дверь. Моя маман, превратившись в сплошную голливудскую улыбку, тоже помахала Камилле рукой. Но, обернувшись ко мне, приняла свой привычно уставший вид и, манерно скрестив на груди длинные наманикюренные пальчики, одарила меня драматическим вздохом.

      К нему я привыкла с самого детства. А маман, как только видела меня в коляске, всё охала и ахала, будто для неё это каждый раз становилось неожиданностью. Да, я человек не прямоходящий, как там это задумывалось по теории Дарвина. А лишь прямосидящий, и то по настроению. Видимо, эволюция обошла меня стороной. Но я не могу назвать себя абсолютно несчастной. У меня есть Луи, есть маман и отец. И я уверена, что они меня любят. И всё-таки порой хочется выскочить из этого кресла и бежать, бежать, бежать… да хоть на край света.

      Проверим, хватит ли сил у Камиллы Штейн принять такую внучку.

      Нам предстояло подняться на четвертый этаж. Но с таким грузом, как я, сделать это непросто. Отец и маман скрывали усталость. Однако, поднимая и меня, и коляску, они не раз останавливались, чтобы перевести дух. Моим «travail»[3] было крепко держать клетку с Луи.

      Путь казался вечностью. Но наконец-то мы вскарабкались. На лестничной клетке соседствовали три двери. По словам отца, все апартаменты, скрывавшиеся за ними, принадлежали только Камилле Штейн. Не очень-то скромно с её стороны. Одна дверь, судя по всему – главная, была приоткрыта. Белая, деревянная, с массивными позолоченными ручками в виде динозавроподобных рептилий, она напоминала праздничные ворота античного города, куда я и вкатилась в седле своего «инвалидного мула» без особого торжества. По моим глазам, уже привыкшим к полусонному «après-midi»[4], тут же ударил весенний свет огромной хрустальной люстры. Я зажмурилась, а Луи чихнул.

      – Bonsoir, mes enfants[5], – услышала я приятный низкий голос. Всё-таки приветствие вышло у нас на французском. Передо мной стояла сама Камилла Штейн.

      Увидев её, Луи затрепетал крылышками и вытянул шею черепашкой. А я молчала, раздумывая, стоит ли любезничать или обойтись дежурным «enchanté»[6].

      – Bonsoir, belle fille[7]! – внезапно выкрикнул Луи. А затем ещё и ещё раз, как попугай. Этим словам его обучил папа. Когда я возвращалась домой из школы, Луи таким образом приветствовал меня, повторяя одно и то же с разной интонацией.

      Отец и маман разом улыбнулись, а я, напротив, почувствовала себя неловко. Камилла