Игра в мечты. Евгений ТитовЧитать онлайн книгу.
целыми рядами. Иногда их было так много, что они занимали всю площадку. Красные, зелёные, синие меж белых, песочных и бежевых. Редко попадался совершенно заморский цвет, какой-нибудь бирюзовый или небесно-голубой, васильковый или цвет корриды: почти кирпичный, как если бы кровь смешать с кирпичной крошкой и добавить немного пыли с дороги – вот такой цвет и получится.
Разные автомашины цветными пятнами прыгали в его глазах, заводили в воображении бешеную игру, погоню. Но их было слишком много. Он раздваивался, растраивался, множился, он не мог сосредоточиться на новой мечте. Прикажи мечтателю сей же час какой-нибудь небесный правитель, властитель человеческих судеб, например, председатель месткома или даже сам парторг завода выбрать «жигулёвскую красавицу», «московского лихача» или (страшно подумать) «волжскую царевну», мечтатель бы просто-напросто застыл уличным фонарём, одинокой заборной штакетиной, потеряв дар речи и способность о чём-либо размышлять на ближайшую рабочую декаду.
Чтобы сторож в будке ничего не заподозрил, он до сумерек просто прогуливался по разбитой асфальтированной дорожке до булочной и обратно к остановке, будто поджидал кого-то. Смотрел на часы, вздыхал, косясь на стоянку, выделяя про себя цвет или марку машины. Если бы какой-нибудь Мюллер затеял за ним слежку, то остался бы ни с чем. Просто один человек ждёт другого человека, а другой запаздывает (может, на работе задержали, может, спешит сейчас на остановку), прыгает смешно через лужи к уходящему автобусу, кричит пискляво: «Стой! Стой!» Но водитель уже дверью шикнул-скрипнул и поворот левый включил, смотрит в зеркало, чтобы выехать на полосу уличного движения. Так представлял мечтатель свои алиби.
Если б его и вправду взяли за грудки и призвали к ответу, что это он шляется под дождём вокруг ценного государственного имущества, то мечтатель бы не растерялся и не стал из спичек ёжиков раскладывать или размышлять над мюллеровским яблоком. У него в голове уже имелись оправдания на все случаи жизни.
В сумерках он заходил к стоянке со стороны железнодорожных путей, где не горел белым светом огромный прожектор на вышке, а была полумгла, и прокрадывался почти вплотную к сетчатой стене. Крайняя машина нервничала, тусклый лакированный бок её подрагивал. Машина ждала его и опасалась. Он двигался, вполголоса шепча: «Тише, тише, меня нечего бояться. Я – свой, я тебя не трону». Машина успокаивалась и косилась стеклянным глазом уже без боязни, без страха, с интересом. Её можно было даже погладить, если бы не прочная металлическая сетка, натянутая туго, высоко и сверху перекрученная колючей проволокой. Иногда прибегала четвероногая охрана – пегая худая собака, с которой он подружился довольно скоро посредством докторской колбасы.
В сухую погоду он садился у забора на газету, прихваченную из дома, смотрел на открывающиеся перед глазами перспективы в автомобилевладении, любовался то одной, то другой породистой красавицей и пытался приручить к себе мечту о Ней. Так они сидели подолгу: мечтатель