Азазель. Борис АкунинЧитать онлайн книгу.
поиграем в откровенность, будь по-вашему. Да только не побоится счастливец правду от меня услышать? Невкусной может получиться правда-то.
Граф насмешливо вставил, картавя на истинно парижский манер:
– J'en ai le frisson que d'y penser[7]. Ну ее, правду, господа. Кому она нужна? Может, лучше сыграем в американскую рулетку? Как, не соблазняет?
– Ипполит, я, кажется, предупредила! – метнула в него молнию богиня. – Повторять не буду! Про то ни слова!
Ипполит немедленно умолк и даже руки вскинул – мол, нем как рыба.
А проворный капитан тем временем уж собирал в фуражку фанты. Эраст Петрович положил батистовый отцовский платок с монограммой П. Ф.
Тянуть поручили гладкому Антону Ивановичу.
Первым делом он достал из фуражки сигару, которую сам туда положил, и вкрадчиво спросил:
– Что сему фанту?
– От баранки дыру, – ответила отвернувшаяся к стене Клеопатра, и все кроме гладкого злорадно расхохотались.
– А сему? – безразлично извлек Антон Иванович капитанов серебристый карандаш.
– Прошлогоднего снегу.
Далее последовали часы-медальон («от рыбы уши»), игральная карта («mes condoléances[8]»), фосфорные спички («правый глаз Кутузова»), янтарный мундштук («пустые хлопоты»), сторублевая ассигнация («три раза ничего»), черепаховый гребешок («четыре раза ничего»), виноградина («шевелюру Ореста Кирилловича» – продолжительный смех в адрес абсолютно лысого господина с Владимиром в петлице), гвоздика («этому – никогда и ни за что»). В фуражке остались всего два фанта – платок Эраста Петровича и золотой перстень Ахтырцева. Когда в пальцах объявляющего искристо сверкнул перстень, студент весь подался вперед, и Фандорин увидел, как на прыщавом лбу выступили капельки пота.
– Этому, что ли, отдать? – протянула Амалия Казимировна, которой, видно, прискучило развлекать публику. Ахтырцев приподнялся и, не веря своему счастью, сдернул с носа пенсне. – Да нет, пожалуй, не ему, а последнему, – закончила мучительница.
Все обернулись к Эрасту Петровичу, впервые приглядываясь к нему всерьез. Он же последние несколько минут, по мере увеличения шансов, все лихорадочнее обдумывал, как быть в случае удачи. Что ж, сомнения разрешились. Стало быть, судьба.
Тут, сорвавшись с места, к нему подбежал Ахтырцев, горячо зашептал:
– Уступите, умоляю. Вам что… вы здесь впервые, а у меня судьба… Продайте, в конце концов. Сколько? Хотите пятьсот, тысячу, а? Больше?
С удивительной для самого себя спокойной решительностью Эраст Петрович отстранил шепчущего, поднялся, подошел к хозяйке и с поклоном спросил:
– Куда прикажете?
Она смотрела на Фандорина с веселым любопытством. От этого взгляда в упор закружилась голова.
– Да вот хоть туда, в угол. А то боюсь я с вами, таким храбрым, уединяться-то.
Не обращая внимания на насмешливый хохот остальных, Эраст Петрович последовал за ней в дальний угол залы и опустился на диван с резной спинкой. Амалия Казимировна
Дрожу при одной мысли
Мои соболезнования