Манифест киборгов: наука, технология и социалистический феминизм 1980-х. Донна ХарауэйЧитать онлайн книгу.
безверие, то есть какая-то версия абстрактной экзистенции, вроде характеристик технологического детерминизма как разрушения «человека» «машиной» или «осмысленного политического действия» «текстом». Кем будут киборги – вопрос радикальный, ответы на него – дело выживания. Политика есть и у шимпанзе, и у артефактов (de Waal, 1982; Winner, 1980), так почему бы ей не быть у нас?
Третье разграничение – подразделение второго: граница между физическим и нефизическим для нас очень расплывчата. Популярные книги по физике, рассказывающие о следствиях квантовой теории или принципа неопределенности, – своего рода научно-популярный эквивалент романов издательства Harlequin[8] как маркера радикальной перемены в американской белой гетеросексуальности: они всё перевирают, но сама тема верна. Современные машины по сути своей – микроэлектронные устройства: они повсюду и они невидимы. Современная машинерия – непочтительное божество-выскочка, насмехающееся над вездесущностью и духовностью Отца. Силиконовый чип – поверхность для письма; оно вырезано в молекулярных весах, отклоняемых только атомным шумом, последней помехой для ядерных зарубок. Письмо, власть и технология – давние партнеры в западных историях о происхождении цивилизации, но миниатюризация переменила наше восприятие механизма. Миниатюризация, как выяснилось, напрямую касается власти: маленькое – это не столько красивое, сколько предельно опасное, как в управляемых ракетах. Сравните телевизионные приемники 1950-х и телекамеры 1970-х с наручными ТВ и карманными видеокамерами, которые рекламируются сегодня. Наши лучшие машины сделаны из солнечного света: они все легкие и чистые, поскольку они не что иное, как сигналы, электромагнитные волны, сектора спектра. Эти машины в высшей степени легко переносимы, мобильны – результат невероятных человеческих усилий в Детройте и Сингапуре. Людям далеко до такой текучести, они материальны и непрозрачны. Киборги – это эфир, квинтэссенция.
Именно вездесущность и невидимость киборгов делает эти машины Солнечного пояса столь смертоносными. Политически их столь же трудно увидеть, как и материально. Они затрагивают сознание – или его симуляцию[9]. Это плавающие означающие, курсирующие по Европе в спецпикапах, и эффективно блокировать их способно скорее колдовство неприкаянных и таких неестественных Гринэмских женщин из лагерей за мир (Greenham Women’s Peace Camp), явственно прочитывающих силовые паутины киборгов, чем ратоборство старых маскулинистских политиков, чья естественная конституция требует оборонных проектов. В конечном счете, «труднейшая» наука – о сфере наибольшей размытости границ, царстве чистого числа, чистого духа, C3I, криптографии и сохранения сильнодействующих секретов. Новые машины такие чистые и легкие. Их инженеры – солнцепоклонники, проводники новой научной революции, ассоциирующейся с ночной грезой постиндустриального общества. Болезни, вызванные этими чистыми машинами, – «не более» чем мельчайшие кодовые изменения антигена в
Американский эквивалент Mills and Boon.
Бодрийяр (Baudrillard, 1983), Джеймисон (Jameson, 1984, p. 66) указывают, что платоновское определение симулякра – копия, у которой нет оригинала, т. е. мир развитого капитализма, чистого обмена. См.: Discourse 9, Spring/Summer 1987, спецвыпуск по проблеме технологии (Кибернетика, экология и постсовременное воображение).