В скорлупе. Иэн МакьюэнЧитать онлайн книгу.
в стакан остатки. Кубики уже не остужают, вино тепловатое, но она права – лучше прикончить его сейчас. Оно не сохранится. Ветерок еще шелестит в каштанах, к вечеру движение на улице становится сильнее. Солнце спускается, становится жарче. Мне жара не мешает. Остатки совиньона доходят до меня, и я решаю переосмыслить ситуацию. Меня не было. Без лестницы и веревки я птицей перемахнул ограду, оставив позади мои сейчас и здесь. Моя ограничительная истина была ошибочной: я могу выйти, когда захочу, вышвырнуть Клода из нашего дома, попасть к отцу в кабинет, быть любящим невидимым соглядатаем. В фильмах так же интересно? Я выясню. Можно зарабатывать придумыванием таких экскурсий. Но реальность, ограниченная действительность тоже увлекательна, и я с нетерпением жду, когда вернется Клод и расскажет нам, что было на самом деле. Моя версия наверняка окажется неправильной.
Матери тоже не терпится узнать. Если бы она не пила за двоих, не делила со мной заправку, лежала бы сейчас на полу. Двадцать минут спустя мы возвращаемся в дом, через библиотеку, и поднимаемся в спальню. Ходить босиком в этом доме надо осторожно. Что-то хрустнуло у нее под ногой, она вскрикнула, кренясь и шатаясь, приваливается к перилам. Тут мы останавливаемся, чтобы осмотреть подошву. Выругалась вполголоса – значит, наверное, кровь, но не очень много. Она ковыляет по спальне, вероятно, оставляя след на светлом, насколько я знаю, ковре, заваленном одеждой, туфлями и чемоданами, так и не разобранными до конца после поездок, происходивших до меня.
Мы заходим в гулкую ванную – большой и грязный сарай, как я слышал. Она выдвигает ящик, нетерпеливо гремит и шуршит его содержимым, пробует другой и в третьем находит пластырь. Садится на бортик ванны и кладет несчастную ступню на колено. Судя по тихому, раздраженному кряхтению, до ранки трудно достать. Если бы я мог встать на колени рядом и помочь! Но я и мешаю ей наклониться – из-за моих размеров. Хотя она молодая и стройная. Лучше, решает она, надежнее, будет расчистить место и сесть на твердый кафельный пол. Но и тут ей неудобно. Это все я виноват.
Там мы и сидим и возимся, когда снизу раздается голос Клода:
– Труди! Ох, боже мой! Труди!
Торопливый топот, и он снова выкрикивает ее имя. Потом его тяжелое дыхание в ванной.
– Порезала ногу каким-то дурацким осколком.
– Кровь по всей спальне. Я думал… – Он не говорит нам, что надеялся на мою кончину. Вместо этого: – Дай, я сделаю. А не надо сперва промыть?
– Заклеивай.
– Сиди спокойно. – Теперь его очередь кряхтеть. Затем: – Ты пила?
– Отстань. Заклеивай.
Наконец дело сделано, и он помогает ей встать. Мы качаемся.
– Черт возьми! Сколько ты выпила?
– Бокал всего.
Она садится отдыхать на бортик ванны.
Он уходит в спальню и через минуту возвращается.
– Эту кровь с ковра нам никогда не убрать.
– Попробуй чем-нибудь потереть.
– Говорю тебе, она не отходит. Смотри – вот пятно. Сама попробуй.
Я редко слышал,