Валерия. Роман о любви. Юлия ЕршоваЧитать онлайн книгу.
год. Крёстный нашёл для малыша няню, Анастасию Сергеевну, женщину немолодую, но крепкую, приятной внешности и с великосветскими манерами. У Анастасии Сергеевны были длинные волнистые волосы ярко-пепельного цвета. Она собирает их в пучок на затылке, и другой причёски у неё никто никогда ни видел. Одеваясь, няня тоже не изменяла своему авторскому стилю: изо дня в день она носила светлые блузки с воротничком и удлинённые юбки свободного кроя. Её праздничная одежда не отличалась от повседневной. Разве что в торжественный день Анастасия Сергеевна надевала жемчужное ожерелье и брызгала шею цветочной водой. Была у новой няни и ещё одна особенность: всё лицо было испещрены морщинами не по возрасту. Особенность эта досталась ей в наследство от именитых предков. У женщин её рода по материнской линии лицо покрывалось сеткой морщин уже годам к пятидесяти.
В семье Яновичей няня стала родным человеком. Миша тянул к ней руки, Снежана доверяла девичьи тайны и секретные странички в личном дневнике, отец же просил блинчиков или сырников. А сама хозяйка в ту пору только-только получила в подарок от мужа салон красоты в жилом доме, расположенном в исторической части города. Анастасии Сергеевне она докучала расспросами о том, как задрапировать окна, какую подобрать мебель и как найти свой стиль.
Так у Снежаны появилась бабушка, настоящая, вымоленная. Она приходила в дом Яновичей ни свет ни заря и бежала бегом на кухню, к плите, чтобы девочка съела на завтрак сладкую овсянку или нежных сырников. И Снежана ела и не мечтала о большем счастье. Волосы ей расчёсывала и закалывала у висков тоже няня. Снежана закрывала глаза и уже не торопилась взрослеть.
Самый искренний из Яновичей называл Анастасию Сергеевну «мама». Такое же имя досталось и Снежане, и родной тёте Наташе. Родителей же он называл просто «а». Остальные субъекты и объекты, которые ребёнок допускал в свой мир, получали в название одну из гласных: «ы», «о» или «э» в тональной окраске. К десяти годам малыш, невзирая на сложные манипуляции медиков и заботу близких, так и не научился ходить и членораздельно говорить. Но огорчались только взрослые. Сам же Миша расцветал и был абсолютно счастлив, хотя и оказался совсем не таким, каким его ожидали увидеть. Все заметные пороки развития маленького человечка затмевало его доброе сердце. Одним своим существованием он доказывал, что в мире есть любовь. Миша любил всех и вся без условий, не анализируя достоинства и недостатки. В его мире обычный человеческий глагол «быть» замещался на «любить». Миша без стеснения вглядывался в человеческие лица, особенно в глаза, как будто искал что-то, известное только ему одному. Но временами болезнь брала своё. Порой Миша, закатывая глаза, вертел головой, у него выпадал язык, и собеседник, который до сей роковой минуты любовался малышом, как милым кутёнком, опускал взгляд в пол.
Смирение. Как это сложно. Но другого выхода не было. И Мишина семья смирилась. Со временем они вернулись