Доктор Ахтин. Игорь ПоляковЧитать онлайн книгу.
зайду к ней, – говорю я и уже у двери спрашиваю, – как там беременная с гломерулонефритом?
– А знаете, Михаил Борисович, очень даже неплохо. Как вы и говорили, эритроциты в моче вернулись к допустимой норме, артериальное давление держит. Еще пару дней понаблюдаем и выпишем.
Я киваю, словно уверен, что именно так и должно быть.
Девушка лежит в палате интенсивной терапии. Лицо почти такое же белое, как подушка. Я заглядываю в провалившиеся глаза и – вижу радость. Её состояние нельзя назвать счастьем, но радость избавления от ненужной беременности присутствовала в сознании. Она пытается виновато улыбнуться мне, но возникшая гримаса на лице похожа на оскал выбеленного временем черепа.
– Извините, доктор, что не сказала вам о беременности, – тихо говорит она.
Я, пожав плечами, говорю:
– Даже если бы вы мне сказали, ничего бы не изменилось. Вы бы все равно избавились от ребенка.
Повернувшись, я выхожу из палаты.
Я не могу судить её. Она сама выбирает свой путь, и сама расплачивается за свои поступки. Она в любой момент может свернуть с выбранной дороги, и проторить новый путь через дебри своего сознания, и – это её выбор.
Я же могу только наблюдать.
В будущей жизни этой девушки ничего не изменилось. Она не захотела ничего менять. Она пыталась улыбнуться мне, она говорила слова извинения, хотя в её голове сформировался четкий образ – с довольной улыбкой она показывала мне торчащий средний палец. В некотором роде, она ненавидела меня так же, как своих родителей. И неважно почему – девушка играла по жизни, втайне проклиная всех, с кем сталкивалась. Это её образ жизни сейчас и на ближайшие два года.
Что будет потом, она не знает.
А я знаю, и ничего не буду делать.
Когда она мысленно показывала мне средний палец, посылая подальше, я видел её мучительную смерть – через оперативное лечение и лучевую терапию, через боль и ужас осознания своей смерти в двадцать четыре года.
17
303 палата. Трое мужчин. Справа пожилой мужчина с панкреатитом, рабочий с одного из заводов области. На его лице написано количество спиртного, которое он выпил в этой жизни, а в анализах отражено критическое состояние поджелудочной железы и печени. Я знаю, что в прикроватной тумбочке у него спрятан кусок соленого сала, а в сознании уже давно зреет запретное желание выпить холодной водочки. Еще неделю назад он лежал под капельницей со страдальческим выражением лица, покорно принимал уколы и таблетки, даже не помышляя об алкоголе, но прошло всего четыре дня после стихания воспалительного процесса, и он уже забыл о пережитом. Он снова готов медленно убивать себя.
– Сидоров, – говорю я ему, – отдайте мне сало, которое вам принесла жена.
Я смотрю на то, как изменилось его лицо – мечта о том, что он поздно вечером съест сало, исчезала, как сигаретный дым.
– Какое сало, доктор? Я прекрасно знаю, что мне его нельзя. Ничего мне жена не приносила, – говорит он, протестующе взмахнув руками.
Я