Во дни Пушкина. Том 1. Иван НаживинЧитать онлайн книгу.
фиглярить, – писал он Наполеону в своих знаменитых афишах. – Вить солдаты-то твои карлики да щегольки, ни малахая, ни тулупа, ни рукавиц, ни онуч не наденут. Ну, где им русское житье-бытье вынести? От капусты раздуются, от каши перелопаются, от щей задохнутся, а которые-то в зиму и останутся, так крещенские морозы поморят, будут у ворот замерзать, во дворе околевать, в сенях зазябать, в избе задыхаться, на печи обжигаться…» И, чрезвычайно гордый своим уменьем писать по-народному, он с своей стороны принимал участие в борьбе с Наполеоном: баламутил Москву, служил молебны, раздавал населению испорченное оружие, ловил масонов и мартинистов и сражался с супругой. Причина домашних битв была весьма серьезная: Растопчин сослал бронзовый бюст Наполеона в нужник, а его жена, католичка, протестовала: Наполеон быль коронованной особой все же, над которым помазание совершал сам римский первосвященник…
Подъем патриотизма, несомненно, был, но еще несомненнее, что к нему примешалась масса лжи, шкурничества и всякой подлости. Когда семидесятилетний Свербеев, загоревшись, собрал своих мужиков и предложил им идти против врага, «замыслившего в своей сатанинской гордости разорить нашу веру и покорить себе нашу милую родину», для защиты веры и родины нашелся только один охотник. До сведения Растопчина дошло, что некоторые «мартинисты» хотят будто бы запросить государя, какие есть у России средства обороны, то есть, другими словами, хотят поставить войну до некоторой степени под надзор общества. Он предупредил смутьянов, что ответом на такое любопытство будет лишь далекое путешествие, а чтобы усилить впечатление своего предостережения, приказал поставить около Слободского дворца две запряженных повозки с полицейскими, одетыми по-дорожному. Все поэтому сошло благополучно: «хвастуны вели себя умно». Когда население, покидая Москву, вооружалось на дорогу, купцы драли за оружие несметные деньги и наживались чрезвычайно. Народ и даже раненые из лазаретов разбивали кабаки и лакали по-собачьи текущее по мостовой вино… И в то время как западная Россия обливалась кровью, в Петербурге, Москве, в провинции чудесно веселились, танцевали, и петербуржцы стали только вместо французского чаще ездить в русский театр, высыпали из табакерок французский табак и стали нюхать русский. Кто сжег несколько французских брошюрок, кто отказался от лафита и стал пить рейнвейн, и все, отправляясь в саратовское имение, красноречиво говорили о Минине и Пожарском. Молодые девицы воображали себя то амазонками, то сестрами милосердия, примеривали соответственные туалеты, и кн. Вяземский формировал женский полк, давая пароль: «Aimer toujours!»[21] И, испуганно зарыв свое добро в саду или замуровав в стену, все бежали вон и покрывали стены постоялых дворов очень чувствительными надписями: «Le mot “adieu”, се mot terrible… Je vous salue, oh, lieux charmants, quittes avec tant de tristesse!..»[22]
На призыв о пожертвованиях откликнулось всего трое… иностранцев, в ратники помещики отдавали то, что похуже, и на французском языке, старательно
Любить всегда (
«Прости» это ужасное слово… О, прощайте, очаровательные места эти, покинутые с таким сожалением… (