Царица-полячка. Оберегатель. А. И. ЛавинцевЧитать онлайн книгу.
послышались вопросы.
– Как что? Посмотрим сперва, жив или помер князь-то? – И лесовик подошел к князю Василию и потряс его за плечо.
Тот слабо застонал.
– Ишь, жив! – с заметным неудовольствием и даже, вернее, с досадой пробормотал один из лесовиков. – Пойдет теперь перепалка…
– Да его, кажись, и зверь не ломал! – заметил товарищ.
– Значит, таково хорош, что и лесному зверю противен, – философски промолвил первый, – и в аду не надобен.
– Полно вам, братцы, – отошел от князя возившийся около него лесовик, – немощный он, а немощный хоть и враг, но милосердия достоин… Лучше обсудим, что нам делать… Трое нас, рук довольно…
– Что? Да сволочь его в лесное его логово, тут напрямки совсем близехонько, особливо ежели через чащу!
– Так-то так, а только троим нам не снести! – сказал молодой лесовик, косясь на тушу бездыханного медведя.
– Скажи лучше, шкуру бросить жалко! – заметил ему товарищ.
– И то верно, – согласился тот. – Батюшки, да чего мы думаем? Ведь конь есть, наезжие холопы его вытянули из берлоги, пока мы тут с князем возились…
Действительно, Митроха и Константин, заметив бившегося почти под землей коня, воспользовались удобным моментом и освободили его.
– Где же он, конь-то? – водя всюду взглядом, спрашивал лесовик постарше. – Что-то нет его…
Коня и в самом деле нигде не было видно.
– Сорвался да убег, вот тебе и все, – решили лесовики.
Князь между тем метался и стонал. Он все еще не приходил в себя, его стоны были сильны и надрывисты. Видимо, даже будучи в бессознательном состоянии, он сильно страдал.
– Не снести нам его, – твердил лесовик помоложе, – рук мало, да и шкуру здесь оставить нельзя… Попробуй-ка уйти, сейчас лисы явятся, да и волки пожалуют, весь мех перепортят…
– Так оно выходит, – согласился лесовик постарше, которому медвежьей шкуры было гораздо больше жаль, чем своего князя. – Тогда вот что, – предложил он, – пусть кто-нибудь на усадьбу сходит; и впрямь тут через чащу недалеко, пусть подмогу дают… Чу, слышите!
Где-то в отдалении раздавались человеческие голоса. Издали доносились ауканье, кликанье, громкие удары колотушкой по набатному билу.
– Ишь, – даже испугались лесовики, – ищут самого!
Они не ошибались.
Сорвавшийся конь примчался прямо в лесное поместье князя Агадара и переполошил там всех. Через старика Дрота весть о примчавшемся коне была передана Марье Ильиничне, и та, поняв, что с племянником случилось что-то дурное, сменила свой гнев на милость и не на шутку забеспокоилась. Как-никак, а она любила князя Василия, как родное дитя, любила его со всеми недостатками, всю жизнь жалела его, а узы такой любви не рвутся в одно мгновение, что бы ни говорил внезапно вспыхнувший гнев.
Всполошилась старушка; куда только и сон девался, откуда и силы взялись. Она загоняла своего старого Дрота, отдавая распоряжение за распоряжением, и глаз больше не сомкнула до рассвета,