«The Coliseum» (Колизей). Часть 2. Михаил СергеевЧитать онлайн книгу.
в блокадную зиму мой дед умирал,
Где балтийское небо кромсала гроза,
Где на летние ночи, расширив глаза,
Мои тезки глядят у чугунных оград!..
Я прошу, возвратите меня в Ленинград!
И убитый комбриг мне промолвит в ответ:
«Ты забылся. Такого названия нет».
Так он скажет, окурок втоптав сапогом.
И добавит чуть слышно:
«Свободен. Кругом!».
И вскричу, как Фома я: «Не верю! Не ве…
Я же помню дворцов отраженья в Неве!
Я же помню: в семнадцатом – это меня
По Кронштадту вела на расстрел матросня!
Я же помню, как он отпевал меня вслух,
Я же помню, как я в нем от голода пух,
Как несли репродукторы черную весть!..
Он же был, этот город! Он будет. Он есть!».
И качнется Исакия гулкая высь:
«Ты добился. Иди. Но назад не просись.
Не пеняй на сиротскую долю потом.
Этот город – мираж, наважденье, фантом.
Кто попал, как пескарик, в его невода –
Причастился небес и погиб навсегда!».
Глаза Людмилы увлажнились, она на секунду замолкла и дрожащим голосом продолжила:
И шагну я, набрав словно воздуха в грудь,
Самых ранящих строк, – в этот гибельный путь!
И с моста, разведенного в черный пролет,
Рухнет сердце в разбитую крошку, под лед.
И поднимут меня, как подранка, с колен
Шостаковича звуки средь воя сирен!
И в кровавый рассвет, уходящий без слов,
Мне с Лебяжьей канавки махнет Гумилев.
И, как пьяный, я буду бродить до утра
По брусчатке, что помнит ботфорты Петра!
Я, оглохший от визга московских колес,
Я вернулся в мой город, знакомый до слез!
Чтоб скользить по каналам его мостовых,
Удивляясь тому, что остался в живых!
Чтоб в горячую лаву спекались слова,
Чтобы к горлу, как ком, подступала Нева.
Чтоб шальные друзья и лихая родня,
С ног сбиваясь, напрасно искали меня.
Чтоб угрюмый ключарь им промолвил в ответ:
«Спать идите! Его… в этом городе… нет».
– Это кто?! – Галина откинулась на спинку. – Где нашла?! Ушлая ты мандаринка?
– Болдов, Лев. Умер в сорок пять. Совсем недавно. В самый разгар поисков гениев.
– Умер?
– Настоящие поэты долголетием не страдают… впрочем, как и моржи.
– А как же закалка?!
– Долгожителей среди моржей нет. – Толстова махнула рукой, взяла салфетку, сложила ее вчетверо и, глядя на свою чашку, продекламировала:
Прозаик не имеет прав поэта
В любви народной, вольностях, в судьбе…
Других. Но скоротечна Лета…
Печальных судеб, как и прав поэта.
– А это кто?
– Да так…
– Хм… Болдов. А почему не в курсе «современная поэзия»?! – Галине была потрясена стихами.
– Сегодня не в «Литературной