Каннибальские метафизики. Рубежи постструктурной антропологии. Эдуарду Вивейруш де КаструЧитать онлайн книгу.
– постоянного сюжета в реляционном воображении обитателей этих миров. Межвидовой перспективизм, онтологический мультинатурализм и каннибальская инаковость образуют, таким образом, три составляющих туземной альтер-антропологии, обратной и симметричной трансформации антропологии западной, – симметричной также в смысле Латура и обратной в смысле reverse anthropology («обратной антропологии») Вагнера. Начертив этот треугольник, мы сможем наметить контуры одной из тех философий «экзотических народов», которые Леви-Стросс противопоставлял «нашей» философии, или, иначе говоря, попытаться реализовать что-то из внушительной программы, эскиз которой дан в четвертой главе («Геофилософия») из работы «Что такое философия?» (Делёз, Гваттари, 2009 [1991]), пусть даже в обоих случаях этой ценой – заплатить которую надо быть готовым – будет некоторая методическая неточность и преднамеренная двусмысленность.
Как часто бывает, эта работа началась совершенно случайно, когда мы обнаружили неожиданную перекличку результатов наших исследований амазонских космополитик, связанных с понятием множественности точек зрения как внутреннего качества реальности, с хорошо известной притчей Леви-Стросса о покорении Америки, изложенной в «Расе и истории»:
На Больших Антильских островах несколько лет спустя после открытия Америки, в то время как испанцы снаряжали исследовательские комиссии, чтобы установить, есть ли у туземцев душа, сами туземцы обходились тем, что белых узников бросали в воду, чтобы проверить, путем продолжительного наблюдения, подвержены ли их трупы гниению (Леви-Стросс, 2000 [1952], с. 329).
В этом конфликте антропологий автор усмотрел барочную аллегорию одного из типичных проявлений человеческой природы – отрицания ее собственной всеобщности. Что-то вроде прирожденной жадности, не позволяющей расширить предикат человечности до вида как целого, похоже, является одним из этих предикатов. В общем, этноцентризм подобен здравому смыслу (всего лишь апперцептивным моментом которого он, возможно, является), то есть самой распространенной на свете вещью. Форма урока хорошо знакома, но от этого он уязвляет не меньше. Тот факт, что своя человечность превозносится в ущерб человечности другого, демонстрирует сущностное сходство с этим презренным другим: поскольку другое Тождественное (европейца) являет себя в качестве того же, что другое Иного (туземца), Тождественное в итоге безотчетно обнаруживает себя в качестве того же, что и Иное.
Леви-Стросс был определенно очарован этим примечательным случаем, так как он заново перескажет его в «Печальных тропиках». Но на этот раз он вводит дополнительный иронический подтекст и отмечает скорее различие, а не сходство сторон, указывая, что в своих исследованиях человеческой природы другого европейцы обращались к наукам об обществе, тогда как индейцы больше доверяли наукам естественным; и если первые заявляли, что индейцы являются животными, вторые ограничивались гипотезой о том, что европейцы были богами. «Принимая во внимание взаимное невежество, –