Последние римляне. Теодор Еске-ХоинскийЧитать онлайн книгу.
смотрел на весталку, восхищаясь ее красотой.
Кай Юлий со стороны наблюдал за этим немым увлечением и, по-видимому, забавлялся им, потому что ироническая улыбка бродила по его губам, играла в их углах, поднималась выше, к глазам, и зажигала в них мимолетные огоньки. Он один додумался до причины, которая в ревностном христианине победила отвращение к языческой жрице.
Фауста Авзония, смущенная затруднительным положением, не обратила внимания на поведение воеводы. Надо было непременно к чему-нибудь придраться, чтобы изгнать из среды присутствующих холод, который становился уже невыносимым.
– Твои молодые лета видали, должно быть, не одну битву, – начала она, предупредительно улыбаясь гостю. – Император не доверил бы тебе столь важного поста, если бы ты его не заслужил отвагой и знанием военного искусства.
– Я сын солдата и вырос в лагере, – отвечал Винфрид. – Гроза битвы перестала мне быть страшной, я привык к ней, как иные привыкают к игрищам.
– Однако есть разница между битвой и игрищами, – заметила Фауста Авзония для того, чтобы сказать что-нибудь.
– Несомненно, но солдат не отдает себе отчета в этой разнице. На поле битвы ни у кого нет времени для размышления о жестокости войны. Вождь защищает легионы, вверенные его заботам, сотник – свой отряд, рядовой – свою жизнь, всех же вместе обуревает, наполняет, уносит шум битвы, действующий сильнее самого крепкого вина. Настоящий солдат до такой степени теряет чувствительность, что не ощущает ни голода, ни усталости, ни ран. Одна только смерть гасит пламя отваги.
Воевода говорил таким спокойным голосом, как будто рассказывал о самых обыкновенных вещах, только ноздри его слегка дрожали.
Весталка посмотрела на него с большей приязнью и вниманием. Дочь «волчьего племени», в жилах которой текла кровь долгого ряда поколений воинов, почувствовала мужество солдата.
Только теперь заметила она на лбу воеводы шрам, отчасти прикрытый волосами, которые были разделены посредине головы и падали кудрями на плечи.
– Я вижу, что твоей головы коснулись крылья смерти, – сказала она.
Воевода небрежно улыбнулся.
– Во время последней войны с франками она так часто касалась меня, что мы с ней вступили в перемирие.
– И она сдержала свое слово? – спросила Фауста Авзония.
– До сих пор меня не обманула эта лучшая подруга солдата, – отвечал воевода. – Сколько раз ни звали меня трубы в бой, я всегда приносил ей сердечную просьбу. «Если тебе нужна моя жизнь, возьми ее, – умолял я, – только избавь меня от позора, от плена». В последней стычке, в которой я принимал участие, мне уже показалось, что моя верная подруга изменила мне. Но нет. В решительную минуту она вспомнила мою просьбу.
Фауста Авзония внимательно слушала, глядя блестящими глазами на молодого вождя. По-видимому, ее занимал его рассказ.
– Я догадываюсь, что тот шрам, который украшает твое лицо, о многом тебе напоминает, – сказала она.
Воевода улыбнулся. Какое-то отрадное