Лесная герцогиня. Симона ВиларЧитать онлайн книгу.
маленькая певунья, любимица всех в затерявшемся в лесах Луары монастыре. У нее была мать, вернее, женщина, которую она считала матерью, которая была неизменно нежна и внимательна к ней. Эмма вспомнила, как порой по ночам, озябнув или испугавшись чего-нибудь, она залезала к Пипине Анжуйской в кровать, и та обнимала ее, согревала своим телом, и маленькой девочке казалось, что мир добр и надежен, как любовь матери. Потом Пипину убили. Норманны. И она осталась одна в мире, где никто не любил ее.
Нет, она не станет об этом думать. Она вспомнит свою беспечную юность и восхищение от сознания своей красоты, власть над мужчинами, дерзкое кокетство, когда она дразнила мужчин и смеялась над ними. Молодой кузнец Вульфрад, задира и драчун, который ходил за ней, как ручной теленок. Или Ги, ее жених Ги, красавчик, на котором она тоже пробовала свои чары, с которым было так упоительно целоваться под трели соловьев.
Какой она была беспечной Птичкой! А потом… Вульфрад погиб, Ги вынудили отказаться от нее. Были и другие, кто любил ее, кто дорожил ее вниманием. Она вспоминала их лица: Атли Нормандский, Херлауг, Бьерн Серебряный Плащ, даже Эбль Пуатье. И вот она одна. Кого уже нет в живых, связь с другими отныне ставится ей в вину. Да, вокруг нее всегда было много мужчин, и это нравилось ей. И был Ролло, завоеватель Севера, так круто перевернувший ее жизнь. Вначале она страстно ненавидела его, потом всем сердцем любила.
Эмма улыбнулась в темноте. Вспомнила. Прошлой весной… Да, это было прошлой весной. Ролло устроил катание на барже по Сене. Днище баржи застлали шкурами, медлительные лошади тащили ее вдоль берега, было тепло, река вся искрилась солнцем. Эмма лежала на меховой полсти и одну за другой брала из чаши сладкие изюмины. Рядом сидел ее паж Риульф и наигрывал на лютне. Ее подруга Сезинанда чему-то улыбалась, глядя вдаль, такая полная, румяная. Муж Сезинанды играл в кости с епископом Франконом. А Ролло стоял на носу баржи – высокий, сильный и гибкий, как пантера, и ветер играл его длинными волосами. Порой он оглядывался на нее и улыбался, и столько любви было в его насмешливых глазах!.. А потом они вернулись, и нянька вынесла им сына, а малыш, еще сонный и всем довольный, серьезно смотрел на смеющихся родителей и зевал. О боже, как умилительно, когда дети зевают!
И вновь, возвращая к действительности, ее отвлек шум. За дверью, громыхая железом, прошла стража. Эмма очнулась, пришла в себя, понимая, что того, что было, уже не вернуть. Одна. Опозоренная, изгнанная, ненавидимая. Ее будущее казалось мрачным, как темнота ткацкой комнаты. И Эмма вдруг почувствовала, как у нее защекотало в глазах… как щекочущий, теплый след оставила на щеке слеза и обожгла ей запястье. Капли зачастили, как летний дождь, – все быстрее и быстрее. И, застонав, сжавшись, Эмма зарыдала, забилась в своей безысходности и одиночестве. Сердце ее было разбито, дух сломлен. И она не знала, как ей быть.
От темноты и слез она просто отупела. Но теплый плащ согревал, и в какой-то миг она отключилась от всего, забылась сном. А когда проснулась, увидела свет за щелками ставень, вновь поняла, что она все