Жизнь взаймы. Как избавиться от психологической зависимости. И. Ю. МлодикЧитать онлайн книгу.
вдруг явно ощутила, в каком холоде жила все эти годы, в какой нежизни. Ведь рядом с мамой нужно было быть правильной, хорошей, старающейся, потому что «весь город смотрит на тебя», потому что «ни тебе, ни мне не простят ни оплошностей, ни ошибок». Или вот это, главное: «Всегда помни, ты моя дочь! По тебе судят о моей работе! Ты просто не можешь осрамить мать». Какие ошибки? Кажется, она и шагу не могла ступить, чтобы не оказаться под пристальным вниманием кумушек, да что там кумушек! Всех! В их небольшом городке сплетничали все без разбора: и стар, и млад, и мужчины, и женщины. Впечатлений никаких, поэтому все только тем и занимались, что обсуждали чужую жизнь. Даже ту историю с пропавшим Вертером обсуждали потом чуть ли не полгода. Исхудавшего пса через пару недель случайно обнаружили в соседней деревне, Женькиной радости не было предела. Но говорили-то не о Женьке, не о счастливом окончании этой истории, а о Горчаковых. Мол, они ведут «слишком вольную жизнь», которая «других детей развращает». И кого они развратили, спрашивается? Даже будучи ребенком, Таня понимала, что все просто завидовали этому хлебосольному, теплому дому, где были рады любому, кто бы ни пришел. У Горчаковых обсуждались не городские сплетни, не кто с кем романы крутит, а кипели идеи, вспыхивала протуберанцами радость, там все было по-настоящему, не быт, а бытие, жизнь.
– Знаешь, пап, я бы очень хотела отсюда уехать, – призналась Таня отцу, – но мама никогда на это не согласится. В Москве лучше с работой, там больше возможностей, и потом – это не так уж далеко: и электрички ходят регулярно, и автобусом можно добраться. Не знаю, как ты, но я уже видеть не могу этот город. Знаешь, мне даже странно, что ты вернулся.
– Здесь мама моя лежит, дочка, здесь все мне знакомо… Я вот комнату снял возле нового гастронома, у Василия Павловича, помнишь его? Окна выходят на реку, балкон есть, по вечерам закат такой – залюбуешься. Чего еще желать старику? С Василием Павловичем мы присматриваем друг за другом, ему уже семьдесят, ну а мне, считай, почти пятьдесят…
– Ну какой же ты старик, пап, тебе пятьдесят будет только в следующем году.
– Дело не в возрасте, дочка… – вздохнул отец. – Вот что, Танюш, ты должна уехать, если считаешь нужным. Лучше что-то сделать и пожалеть, чем не сделать и пожалеть. Мне даже подумать страшно, что я мог тогда не уехать вслед за Лерочкой в Питер. Ничего лучшего со мной не случалось, чем эти годы с ней. Да еще ты, Танюша. Твое рождение и подарок мне, и моя вечная вина. Хочешь, я с мамой поговорю?
– Ну, мама твои советы и просьбы никогда не принимала всерьез как я понимаю. С чего вдруг она тебя в этот раз послушает?
– Придумаю что-нибудь, дочь, не волнуйся. Должен же я как отец хоть что-то сделать для тебя.
Это утро впервые за эти жуткие дни далось ей относительно легко, несмотря на то что, проснувшись, она осознала, что сон, в котором Вадик дома и с ней – это просто сон. А реальность другая: в ней она нелепая, внезапно брошенная любимым барышня под тридцать с сестрой-подругой, сладко сопящей под боком. Живет