Крещение Новгорода. Сергей ПациашвилиЧитать онлайн книгу.
копья, слово ощетинившийся ёж иглы. Потамий поднял над собой дубину, готовясь нанести удар, но тут страшная боль охватила его руку, и дубина упала на землю. В руке у старшины торчала стрела, пущенная, очевидно, Садком. Меткий стрелок угодил прямо в кисть, так как выше была кольчуга, доставшаяся Хромому ещё от Василия Буслаева. Увидев это, ростовцы ринулись в атаку, но чей-то щит закрыл Потамия от удара. Повернувшись, он увидел отца Чурилу. Хома Горбатый в это время совершал какое-то подобие танца, уворачиваясь с дубиной в руках от множества копий, стремящихся поразить его. Он был похож на сгорбившуюся кошку, играющую лапками с мышью. В конце концов, Хома бросил на землю свою дубину и поймал копьё одного своего врага. Оба стали щит к щиту, глядя друг другу в глаза: кто кого пересилит. Горбун оказался сильнее, и бывалый воин стал уступать. В какой-то момент Хома отпустил копьё, но лишь для того, чтобы сразу достать кинжал и возить его в шею упавшему от инерции врагу. С воином Путяты было покончено, но, увидев его смерть, другие воины освирепели и ринулись в атаку. Потамий к этому времени уже успел достать из руки стрелу и, вопреки привычке, поднять дубину левой рукой. Теперь он пригинался и смотрел в оба, чтобы не попасть под обстрел Садка. Стрелок в свою очередь выискивал Чурилу, чтобы покончить с ним и через это, наконец-то, покончить и со страхом суда, преследующим его долгое время. Его отец и братья пали в битве, и теперь только один человек мог привести его на суд – сам старшина.
Видя отчаянное сопротивление местных, Угоняй не мог не радоваться. И всё же, одно его тревожило. Куда-то запропастился Святослав Вольга. А ведь именно он в решающий момент должен был привести заложников из числа христиан, привести семью Добрыни и в случае чего начать над ними расправу. Оставалось надеяться, что хоть Богомил сделает, что должен. Но и без того положение Путяты было не завидным. Да, его витязи заняли удобную позицию на возвышении и хорошо оборонялись, но враг значительно превосходил их числом, и оттого число крестителей сильно редело. Садко видел, как в первых рядах погибают те, кто сражались с мечом и копьём. Вскоре очередь дошла бы и до того, кто стоял позади и убивал врагов стрелами. В тревоге Садко всё чаще оглядывался на своего заложника – Угоняя. Схватить его, использовать как живой щит, а перед этим ранить, чтобы не мог сопротивляться. Интересно, дадут ли ему уйти ополченцы? Чурила точно не даст, но не везде здесь обороной командовал он. «Эх, была, не была» – пронеслось в голове у Садка, и, натянув тетиву, он выстрелил тысяцкому прямо в руку. Тот вскрикнул от боли и от неожиданности, а в следующий миг стрелок уже с кинжалом подошёл к нему и поднял на ноги.
– Хочешь жить, тысяцкий? – спросил он.
– Мне всё равно не жить, если уйдём отсюда, – отвечал Угоняй.
– А мы всё-таки попытаем судьбу. Глядишь, ты вырвешься, а я стану твоим пленником.
И с этими словами он с силой толкнул Угоняя и пошёл в самую гущу схватки, туда, где стояли и сражались славенские ополченцы. Как Садко и предполагал, они все расступились и дали им дорогу.