Лесной бродяга. Т. 2. Габриэль ФерриЧитать онлайн книгу.
поскольку Бараха не понял и этой страшной угрозы, что успел заметить проницательный краснокожий, то дикарь постарался пояснить ему свою мысль посредством нескольких испанских слов и выразительных жестов с помощью своего ножа.
Кровь застыла в жилах несчастного, когда он уяснил наконец, о чем идет речь.
Между тем, возбужденный этим примером, из круга бесновавшихся дикарей выступил третий индеец.
– А скальп будет мой! – проговорил он, дотрагиваясь до волос пленника.
– Я один буду иметь право, – добавил четвертый, – вылить ему на обнаженный череп кипящее сало, которое мы вытопим из трупов бледнолицых!
Бараха не мог не понимать всех этих ужасных подробностей, которые, для большей ясности, пояснялись еще самыми вразумительными жестами.
Затем последовал небольшой перерыв, в течение которого индейцы продолжили традиционный танец «скальпа». Вдруг раздался вой, но совершенно иного характера, чем тот, каким обыкновенно сопровождается у индейцев проявление радости или горя (ведь эти дикари, свирепейшие из всех зверей пустыни, умеют только выть и только воем выражают и радость, и тоску, и скорбь); нет, на сей раз пустыня огласилась совершенно иного рода воем, похожим на завывание голодных ягуаров, чующих добычу и сгорающих от нетерпения поскорее наброситься на нее.
Тогда раненый вождь, остававшийся все время на возвышенности с Антилопой, неторопливо встал, чтобы подать знак к началу пытки. Но, как видно, час Барахи еще не настал: неожиданное событие отсрочило пытку.
Посреди круга, освещенного пламенем костров, вдруг появился воин в одеянии индейца, но совершенно не походившем на обычное одеяние апачей; впрочем, появление его, по-видимому, никого не удивило, только имя, Эль-Метисо, стало передаваться из уст в уста.
Незнакомец приветствовал индейцев величественным и одновременно чуть небрежным движением руки и сразу подошел к их пленнику. Пламя освещало достаточно ярко фигуру несчастного, чтобы вновь прибывший мог разглядеть черты мертвенно-бледного лица Барахи. На физиономии незнакомца появилось выражение самого глубочайшего презрения, без малейшей примеси жалости или соболезнования, но Бараха, несмотря на это, не мог удержать невольного чувства удивления: он узнал в этом человеке того таинственного незнакомца, которого он видел в этот день в легком челноке из древесной коры, молчаливо скользившем по водам горного потока там, в Туманных горах.
Эль-Метисо обратился к Барахе сперва на английском языке, причем последний, конечно, не понял его, затем на французском и, наконец, на испанском.
– Сеньор! – радостно воскликнул пленный. – Если вы сможете спасти меня, то я дам вам так много золота, что вы не сможете даже унести всего!
Бараха произнес эти слова таким убежденным тоном и с таким искренним порывом, что Эль-Метисо – мы можем даже назвать его индейцем, поскольку он несравненно больше принадлежал к красной, чем к белой расе, – невольно поверил ему и, казалось, заинтересовался этим