Витающие в облаках. Кейт АткинсонЧитать онлайн книгу.
которая утонула в реке в день, когда родилась я. Самой Норе было всего семнадцать лет, когда я вошла в этот материальный мир. Дитяти пришлось воспитывать дитя, как говорит она.
Конечно, из Стюартов-Мюрреев я никого не знаю. В моем детстве не было ни доброго дедушки, ни дядьев, всегда готовых со мной поиграть. Нора никогда не гостила у брата, не вспоминала с задумчивой нежностью о матери. Даже само имя нашего рода звучит для меня непривычно, ибо всю мою жизнь мы с Норой обходились гораздо более прозаической фамилией, Эндрюс. А если у человека нет уверенности в собственном имени, в чем он вообще может быть уверен? Моя мать так мало общается с родственниками (а родственники – с ней), что, может быть, ее вынесло на берег волной в перламутровой раковине или она выпрыгнула, уже взрослая и соразмерная, из головы какого-нибудь гневного бога, и в жилах ее течет холодная золотая жидкость[3].
Нора всю мою жизнь упорно молчала о нашей родне. Единственное, что она мне открыла, – мы происходим из того же рода, что Мария Стюарт, и пороки этой давно почившей королевы настигают нас из поколения в поколение. Особенно, по словам Норы, склонность выбирать не тех мужчин. Но мне кажется, эта черта характерна не только для Марии Стюарт и даже не только для представителей рода Стюартов-Мюрреев.
Я вернулась домой – если это можно назвать домом, ведь я никогда здесь не жила. Моя жизнь – сплошные парадоксы. Я забралась на крайний запад – дальше просто некуда, между нами и Америкой только океан. Я на острове в этом океане. Пятнышко торфа поросло вереском и ощетинилось чертополохом. С Луны его не увидать. Остров моей матери. Нора говорит, что это не ее остров и что сама концепция землевладения лишена смысла, более того – идеологически неверна. Но хочет того Нора или нет, она владычица всего, что видит глаз. Хотя это – большей частью вода[4].
Мы не одни. Остров кишит упорной шотландской живностью – зверями в толстых шубах и злобными птицами. Они снова захватили эту землю, когда люди покинули ее ради удобной жизни на материке. Нора – она из тех, кто вечно плюет против ветра, – совершила путешествие в обратном направлении, покинув удобства Большой земли ради этого заброшенного клочка суши. Впрочем, под «Большой землей» мы не всегда подразумеваем материк как таковой. Часто имеется в виду соседний остров, чуть больше нашего. Так съежился наш мир.
Нора, вечное перекати-поле, блуждающая звезда, диаспора из одного человека (двух, считая меня), провела годы моего детства в изгнании с родной земли, порхая с одного английского морского курорта на другой, словно охваченная синдромом навязчивых картографических действий, гонящим ее мерить шагами побережье. Глядя на нас, можно было подумать, что мы – отдыхающие, чей отпуск никогда не кончается.
Раньше я задавалась вопросом: может, Нора начала путешествие на мысу Край Земли и теперь пытается попасть в Джон-О’Гроутс?[5] Впрочем, я бы не смогла объяснить, зачем ей это. Конечно, она шотландка, но ведь миллионы шотландцев живут себе спокойно, и их за всю жизнь
Аллюзия на рождение греческой богини мудрости Афины из головы Зевса.
Первая отсылка к шекспировской «Буре». Как владычица острова, позже называемая «магиней» (женская форма от слова «маг»), Нора уже является женской версией Просперо, но в то же время и ведьмой Сикораксой. Однако тут Аткинсон играет с вопросом владения островом, который неоднократно поднимается в пьесе, и, в частности, с заявлением Калибана: «Ведь остров – мой: он матерью в наследство // Оставлен мне» (акт I, сц. 2; здесь и далее «Буря» цитируется по переводу Т. Щепкиной-Куперник, если не оговорено иное).
Популярный в Британии туристический маршрут между крайними точками острова: от мыса Лендс-Энд («Край Земли») на юго-западе до деревни Джон-О’Гроутс на северо-востоке.