Угрюм-река. Книга 1. Вячеслав ШишковЧитать онлайн книгу.
покупавшую бархат попадью.
– Почем? – выхватил приискатель из рук матушки кусок бархату.
– Семь с полтиной… Проходи, не безобразь, – сухо сказал приказчик.
– Дрянь! Дай высчий сорт… Рублев на двадцать, – прохрипел оборванец. – Да поскореича! Знаешь, кто я таков? Я Иван Пятаков – куплю и выкуплю. У меня вот здесь, – он хлопнул по карману, – два фунта золотой крупы, а тут вот самородок поболе твоей нюхалки. Чуешь?
«Сам» мигнул другому молодцу. Тот весело брякнул на прилавок непочатый кусок бархату:
– Пожалте! Выше нет. Специально для графьев.
– Угу, хорош, – зажав ноздрю, сморкнулся приискатель. – А лучше нет? Ворс слаб… ну, ладно. Скольки, ежели на пару онуч?
– На пару онуч? – захлопал глазами приказчик. – То-ись портянок?
– Аршина по два!.. – крикнул «сам» и благодушно засопел.
– Это уж ты по два носи! Дай по четыре либо, для ровного счета, по пяти.
Когда все было сделано, он швырнул броском две сотенные бумажки, сел на пол:
– Уйди, орда! – и стал наматывать бархат на свои грязнейшие прелые лапы, напялил чирки-бахилы, притопнул: – Прочь, деревня! Иван Пятаков жалаит в кабак патишествовать… Кто вина жрать хочет, все за мной! Гуляй наша!..
И, задрав вверх козью бороду, пошел на берег. Длинные полосы бархату, вылезая из бахил, ползли вслед мягкими волнами. Удивленные примолкшие покупатели враз все заговорили, засмеялись.
– Ну и кобылка востропятая!
– Вот какие народы из тайги выползают. Прямо тысячники… – сказал «сам» мягким, масленым тенорком. – А к утру до креста все спустит. Смее-ешной народ…
…До самой ночи гудела ярмарка. Но купец Груздев затворил магазин рано.
– Почин, слава те Христу, добер. Надобно и отдохнуть. Ну-ка, чайку нам да закусочки… с гостеньком-то, – скомандовал он и взял Прохора за руку. – Пойдем, молодчик дорогой, ко мне в берлогу… Знакомы будем… Так, стало быть, по коммерческой части? Резонт. Полный резонт, говорю. Потому – купцу везде лафа. И кушает купец всегда пироги с начинкой да со сдобной корочкой. Ну, и Богу тоже от него полный почет и уваженье.
Из мануфактурного отдела они через коломянковые, расшитые кумачом драпировки прошли во вторую баржу: «бакалею и галантерею».
Купец отобрал на закуску несколько коробок консервов:
– Я сам-то не люблю в жестянках, для тебя это. А я больше уважаю живность. Купишь осетра этак пудика на два, на три да вспорешь, ан там икры фунтиков поболе десятка, подсолишь да с лучком… Да ежели под коньячок, ну-у черт тя дери! – захлебнулся купец и сплюнул. Сладко сглотнули и приказчики.
– Эх, Прохор Петрович!.. Хорошо, мол, жить на белом свете! Вот я – старик, а тыщу лет бы прожил. Вот те Христос! Нравится мне все это: работа, труд, а когда можно – гулеванье. Ух ты-но!
– Мы еще с вами встретимся… Вместе еще поработаем.
– О-о-о… А кой тебе годик, молодец хороший?
– Восемнадцать.
– О-о-о!..