Зимопись. Книга четвертая. Как я был номеном. Петр ИнгвинЧитать онлайн книгу.
спали отдельно от команды, закутанными в простыни. Нас разбудили и помогли перебраться через борт. В воде простыни пришлось бросить.
– Сынок, сказки будешь рассказывать сестричке или кто она тебе там. На палубе холодно, потому что: во-первых, река, во-вторых, ночь, в третьих, декабрь. Слова о жаре можешь вставить себе…
– Нас везли в трюме… в чердаке. – Слово вспомнилось вовремя и прозвучало вроде бы правильно, вопросов не возникло. – Всю семью. Мы… беженцы.
Солдаты скривили губы:
– И здесь они. Скоро все заполонят. Чертова дикая империя. Не мучь мальцов, Глазун, им и так досталось.
Гроза прошла мимо. Командир, названный Глазуном, осведомился вполне добродушно:
– Вам сколько годков?
– Четырнадцать! – помня слова толстяка о браке с пятнадцати, выдохнула Марианна.
– И мне.
Царевна покосилась на меня, с удовольствием поняв, что не хочу жениться и не смогу, если предложат… или заставят.
– Близнецы, что ли? – сопоставил Глазун полученные факты.
– Двойняшки.
– А не похожи.
– У нас разные отцы, – влезла царевна.
Еще пихнулась в ответ на мой щипок. Ее глаза гневно зыркнули: объясняю тупым очевидное!
При первой возможности нужно провести ликбез: что можно говорить, а чего вообще не касаться. Впрочем, в мужском мире ей лучше вообще зашить рот, а еще лучше зашить все, и я буду спокоен: до нашего возвращения с подопечной ничего не случится.
Глазун ехидно переглянулся со своими: обычно такую информацию не выбалтывают направо и налево, это семейный секрет, но что взять с глупой девчонки.
Марианна ничего не поняла.
– Конязь! – громко разнеслось со стены крепости.
Что такое цунами по сравнению с приездом начальства? Всех смело, как той гигантской волной, но разбросало строго по рабочим местам: Вешняк унесся к воротам, всадники – к оставленным коням, о нас словно забыли.
Не забыли. Сзади появился хмурый богатырь с мечом наголо:
– Стойте, где стоите. Конязя приветствовать поклоном, любое резкое движение приравнивается к нападению, если что-то спросит – отвечать по делу и не шевелясь.
Свита местного начальника состояла из десятка дружинников. Упакованы они были не хуже заречных царберов: доспехи блестели начищенным металлом, на шлемах распушили хвосты плюмажи неизвестного происхождения, коней покрывали попоны в сине-белых тонах. Точнее, синие с белой каймой, и такую же расцветку имела накидка конязя. Гром конского топота смешивался с лязгом бронзы – словно котов увешали консервными банками и подожгли хвосты, только коты эти размером с гиппопотамов.
Пока спешившийся конязь принимал здравицы и шествовал мимо, доносились обрывки доклада:
– Ушкурники ночью купчиков прищучили, которые на мель напоролись – по дурости или недосмотру после заставы взяли правее, чем надо. Двух подростков снесло на нашу сторону, гляделец передал. Специально искать не стали, по словам очевидцев они сами шли прямиком на верхнюю заставу. За тот берег