Легенды далекого Острова. Цикл «Постскриптум легенды». Том 1. Геннадий Анатольевич БурлаковЧитать онлайн книгу.
Миллиардов? Скорее вперед… Простого пространственного, а не релятивистского времени. Скорее, даже больше в абсолютных цифрах, – только он уже не помнил сколько.
Википедии: Релятивистское замедление времени – кинематический эффект специальной теории относительности, заключающийся в том, что в движущемся теле все физические процессы проходят медленнее, чем следовало бы для неподвижного тела по отсчётам времени неподвижной (лабораторной) системы отсчёта.
Он давно перестал считать годы, перестал праздновать свой день рождения. Да и что считать днем рождения: день физического произведения на свет, или спасения от смертельной опасности, или – и это самое частое – день очередного приема молодильного эликсира? Он пробовал вспомнить свое настоящее имя, данное ему при рождении родителями, но даже это было для него уже чуждым, странным, далеким. Таким далеким, что просто являлось чей-то чужой жизнью. Не его!
Он тысячи и десятки тысяч лет носил одно имя: Капитан. Были и модификации: Главный, Высший, Командир, Отец, Батя… Но всегда новые, придуманные людьми имена, возвращались к имени Капитан, когда им было надо обратиться к нему лично. И никто уже и не помнил, как же его зовут: Рагим, Талан, Иван, Кулюмади или Харан. Никто, даже он сам, давно не помнили, что у ЭТОГО человека должно быть имя. Думалось, что если бы пришлось его хоронить на высокой горе, как принято у многих народов хоронить своих героев или правителей, то на постаменте не было бы ни его настоящего имени, ни дат рождения, ни описаний его боевого пути, ни описаний его общественной значимости, – ничего. Только одно слово: «Капитан». Или даже «Капитан станции РЕЯ». Первый и единственный ее капитан. И это имя заменило бы всё: даты рождения, имя, данное при рождении, описание боевого и жизненного пути, описание общественной значимости, и многое-многое другое, что не уместится ни на памятнике, ни на рекламном буклете…
Нет, ну, конечно, вся информация хранится в памяти компьютера и в памяти Кибелы (Планетарный Искусственный Интеллект станции), – но это была как бы сторонняя информация, никак уже не связанная с ним эмоционально, социально, семейно. Это как чья-то история, написанная, читаемая, – и далекая, типа литературная, а не личная. Не лично твоя. Не родная. Он часто одно время просил Кибелу вывести на голо-экран изображение своих родных, родителей, любимых, детей, друзей прошлого. Но ничто не пробуждало в нем не только слез об утраченном, но даже и грусти, сожаления, горечи утраты. Это были просто голографические или плоские картинки, просто чья-то история, просто события прошлого. Но не его, не родное, не важное уже до такой степени, чтобы от этого страдать, радоваться, болеть за это душой. Просто картинки и история…
За свою бесконечную жизнь он перепробовал на себе различные образы: обычный красавец, бритоголовый, седой, бородатый, с огромными бакенбардами и усами, с длинными до пояса волосами и маленьким «бобриком» на голове. В длинном балахоне, в строгом форменном костюме Капитана Флота, в простой домашней одежде, во фраке с тросточкой, в шлеме воина и шутовском колпаке. Он ходил с тросточкой, с посохом, с саблей,