Возраст зрелости. Время мудрых, счастливых и немного святых. протоиерей Андрей ТкачевЧитать онлайн книгу.

      Итак, членом Синедриона не мог быть человек, которому Бог не дал детей. Он не виноват, но все же не может занять должность. И вот почему. «Бездетные жестоки», – говорит опыт человечества. Бездетный человек, достигший заката жизни, но не встававший никогда к постели сына, не державший на руках внуков, не ведший дочку под свадебный балдахин, не может в принципе соотносить подсудимых с детьми или внуками. Они для него безнадежно далеки и чужды. Приговор, вынесенный таким человеком, был бы немилосердным, а суд ассоциировался тогда с милосердием.

      Можно, конечно, спорить о логике подобного запрета – на бездетных судей, но спорить – это единственное, что мы умеем во времена бесконтрольной свободы слова. Лучше вдуматься, вслушаться в эту непривычную мысль. Человек всюду действует исходя из опыта. И вряд ли в определенных ситуациях мы откажемся отличать, например, воевавшего человека от человека сугубо гражданского, новичка от бывалого. В этом смысле опыт бездетности действительно отличает человека от того, у кого дети есть. Отличает, скорее, невыгодно.

      Если «бездетные жестоки» даже в случае желания, но рокового неимения детей, то что же скажем о добровольной бездетности? Чем еще, кроме эгоизма, кроме желания «пожить для себя», объясняется бездетность тех, кто может рожать? Может, но не хочет? Бесчеловечие ведь фактаж свой представляет не только через криминальную хронику. Отвращение от округлившихся животиков, ненависть к пеленкам, к детскому плачу есть тоже современная форма басурманства и бесчеловечия. И если даже и можно спорить с бесчеловечием бездетных, то с бесчеловечием эгоистов спорить невозможно. Как сказал «апостол» эгоизма – Сартр: «Другой – это Ад». Необходимость подстраиваться под кого-то, учитывать чьи-то интересы, делиться комфортом и жизненным пространством для эгоизма невыносима. «Я», «мне», «мое», «у меня» – это исчерпывающий костяк эгоистического лексикона, следовательно – психологии.

      Теперь вернемся к Синедриону. Можно ли судить кого-то, решать чужие судьбы, будучи полностью зацикленным на себе? Не смертельно ли это опасно? Не кажется ли, что движение мысли еврейских законоведов совершенно правильно? Это при том, что и слово «боги», именно во множественном числе, в Писании означает «судей», тех, кто решает чужие дела и влияет на судьбы. После Единого Бога, Чья власть не оспаривается, есть маленькие «боги», которых мы сегодня пишем с маленькой буквы; в древности строчных и прописных букв не было. Об этом говорит Псалом 81-й. Приведем как цитату его часть: