Отщепенец. Генри Лайон ОлдиЧитать онлайн книгу.
с жарким и влажным климатом, планеты расы Брамайн свидетельствовали не о дикости населения или преступном бездействии властей, как полагали многие, а о рачительном отношении к дарам эволюции – чем больше телесных мук, тем лучше! Корабельные «общаки» преследовали ту же цель: рост ресурса «толкачей» на случай перерасхода. Впрочем, инорасцы считали брамайнов существами бесчувственными, аскетами, равнодушными к условиям обитания – внешне уроженцы Пхальгуны или Чайтры слабо реагировали на зной, голод или жажду, а мир судит о страданиях по тому, как громко ты плачешь или ругаешься. Веди Боров себя иначе, грубее, и Мирра повысила бы свой энергозапас. Но холодильники не требовали перерасхода энергии, на них вполне хватало обычной нормы, поддерживаемой без усилий, так что спасибо, дорогой Боров, пусть тебе снятся сладкие сны.
– Это что? – Мирра повела рукой. – Всё это?
– Кафе, – объяснил Боров. – Ну, столовка, для сотрудников.
– Нет, я о другом. Что здесь такое? Рудники?
– Саркофаг.
– В смысле?
– Да нет тут никакого смысла, детка. Куриное яйцо размером с город, аномалия природы. Били, били, не разбили… Яйцо и станция наблюдения при яйце. Сидят, ждут у моря погоды. Может, чего вылупится? Одиннадцать лет ждут, придурки, или двенадцать, не помню уже. Ты врубаешься, а? Уйма времени! Зарплата, премия, надбавка за вредность – денежки капают, чего ж не ждать? Я бы сто лет ждал, честное слово…
– И всё?
– И всё. Планета необитаемая, на карантине.
– Тут что, одни учёные?
Боров смеялся долго, вкусно. Щёки Борова тряслись, изо рта летели брызги слюны. Для ларги́, как презрительно звали брамайны граждан просвещённого Ларгитаса, он с преступным легкомыслием относился к науке в целом и к учёным в частности. Видимо, сказывались годы, потраченные на перевозку стейков. Пока он смеялся, Мирра разглядывала столовку. На Чайтре эта столовка называлась бы рестораном, щеголяя первым, а то и высшим классом. Народу вокруг было мало, человек пятнадцать. По меркам брамайнских планет с их чудовищной скученностью – считай, вообще никого. Люди ели, пили сок, беседовали, нимало не интересуясь Миррой и её спутником. Вру, поправила себя Мирра. Вон, косой взгляд. И вон ещё. Яйцеголовых ларги́ раздражает присутствие грязной энергетки. Так раздражала бы собака – кудлатая, слюнявая, с вываленным языком, которую не гонишь прочь лишь из опасений повздорить с хозяином. Ага, вы любите нас, как мы любим вас. Трахнуть меня скучающим работникам умственного труда не зазорно, главное, не выпячивать грешок на всеобщее обозрение. Ходи потом в зоофилах! Ага, ещё взгляд. Славный мальчик, пушок на щеках. Смотрит без презрения, с интересом. Знакомый интерес, понятный. Ой, мы застеснялись! Ой, мы потупились, мы кушаем омлет…
– Учёные, – отсмеявшись, подтвердил Боров. – На вишне копчёные. И обслуга, не без того. Раньше были гематры, сейчас нет. Может, осталась пара-тройка, я не в курсе.
– Это тоже учёный?
Мужчина,