Стихотворения. Давид СамойловЧитать онлайн книгу.

      Рукоположения в поэты

      Мы не знали. И старик Державин

      Нас не заметил, не благословил…

      В эту пору мы держали

      Оборону под деревней Лодвой.

      На земле холодной и болотной

      С пулеметом я лежал своим.

      Это не для самооправданья:

      Мы в тот день ходили на заданье

      И потом в блиндаж залезли спать.

      А старик Державин, думая о смерти,

      Ночь не спал и бормотал: «Вот черти!

      Некому и лиру передать!»

      А ему советовали: «Некому?

      Лучше б передали лиру некоему

      Малому способному. А эти,

      Может, все убиты наповал!»

      Но старик Державин воровато

      Руки прятал в рукава халата,

      Только лиру не передавал.

      Он, старик, скучал, пасьянс раскладывал.

      Что-то молча про себя загадывал.

      (Все занятье – по его годам!)

      По ночам бродил в своей мурмолочке,

      Замерзал и бормотал: «Нет, сволочи!

      Пусть пылится лучше. Не отдам!»

      Был старик Державин льстец и скаред,

      И в чинах, но разумом велик.

      Знал, что лиры запросто не дарят.

      Вот какой Державин был старик!

      Слава Богу! Слава Богу!

      Что я знал беду и тревогу!

      Слава Богу, слава Богу —

      Было круто, а не отлого!

      Слава Богу!

      Ведь все, что было,

      Все, что было, – было со мною.

      И война меня не убила,

      Не убила пулей шальною.

      Не по крови и не по гною

      Я судил о нашей эпохе.

      Все, что было, – было со мною,

      А иным доставались крохи!

      Я судил по людям, по душам,

      И по правде, и по замаху.

      Мы хотели, чтоб было лучше,

      Потому и не знали страху.

      Потому пробитое знамя

      С каждым годом для нас дороже.

      Хорошо, что случилось с нами,

      А не с теми, кто помоложе.

      Перебирая наши даты,

      Я обращаюсь к тем ребятам,

      Что в сорок первом шли в солдаты

      И в гуманисты в сорок пятом.

      А гуманизм не просто термин,

      К тому же, говорят, абстрактный.

      Я обращаюсь вновь к потерям,

      Они трудны и невозвратны.

      Я вспоминаю Павла, Мишу,

      Илью, Бориса, Николая.

      Я сам теперь от них завишу,

      Того порою не желая.

      Они шумели буйным лесом,

      В них были вера и доверье.

      А их повыбило железом,

      И леса нет – одни деревья.

      И вроде день у нас погожий,

      И