Молчание сфинкса. Татьяна СтепановаЧитать онлайн книгу.
(пусть даже об этом наперебой рассказывают непосредственные участники и очевидцы) и писать тот же очерк, лично наблюдая за процессом с самого начала. Правда, во втором случае всегда имелся риск оказаться в конце всех трудов у разбитого корыта. Ведь в начале процесса расследования никто, даже самый опытный профессионал, не может сказать, что случится в конце и будет ли в деле толк и смысл. Угадывать легко лишь в бульварных романах, а жизнь обожает разочаровывать даже самых искушенных угадывателей истины.
После летучки, очертя вкратце пока еще зыбкие и размытые рамки поиска, Колосов решил съездить к родственникам отца Дмитрия. Точнее, к его родной сестре, потому что остальные проживавшие в его доме «бабки», как выразился начальник отделения милиции Кулешов, «в силу своего преклонного возраста и умственного состояния оказать помощь в раскрытии убийства вряд ли смогут».
Колосов решил насчет помощи и умственного состояния гражданок выяснить все сам. Надо же было с чего-то начинать.
Катю же больше всего занимали окрестности. При дневном свете все здесь выглядело совсем не так угрюмо, как показалось вчера. Но весь пейзажик укладывался в строчки: «нивы сжаты, рощи голы». День был к тому же хоть и теплый, но серенький и скучный. В Воздвиженском по главной (и единственной) улице бродили козы, а жизнь каким-то образом проявляла себя лишь у опорного пункта милиции (оно и понятно – ЧП, убийство!) и у продуктового магазина.
Дом отца Дмитрия располагался не в самом Воздвиженском, а рядом с церковью мучеников Флора и Лавра, которая, в свою очередь, была построена в незапамятные времена у местного кладбища. Ехать было недалеко. За окном машины мелькали пейзажи Левитана. После Москвы все выглядело пришибленным и грустным, набухшим дождевой влагой.
Церковь возникла неожиданно из-за поворота дороги. Вокруг росли сосны и ели. За церковной оградой лежало маленькое кладбище. На другой стороне дороги на склоне холма виднелись дома.
Сама церквушка, приземистая, вросшая в землю, хранила на себе следы недавнего ремонта и была совсем простенькой, без затей: зеленые купола-луковки, низенькая колокольня, побеленные известкой стены. Чуть в стороне – тоже приземистый одноэтажный кирпичный дом под оцинкованной крышей. Катя насчитала ровно шесть окон, и в каждом – кружевной старозаветный тюль и герань, голубая гортензия и фикус на подоконнике.
Впечатление от этой сельской палестины было такое, словно вы уже были здесь когда-то и все это видели, уехали, не обещая вернуться, и вот неожиданно для себя вернулись.
Сам дом отца Дмитрия Катю очень заинтересовал. Двери им открыла согнутая старушка вся в черном. Увидев удостоверение, она всплеснула руками и запричитала: «Убили, ой, убили!» Это, как оказалось, была одна из дальних родственниц покойной жены священника, восьмидесятитрехлетняя бабушка Соня. За бабушкой Соней в прихожую, где было не повернуться от отягощенной одеждой вешалки, источавшей запах воска и ладана, высыпали семидесятипятилетняя бабушка Маша и восьмидесятилетняя бабушка Павлуша (по паспорту Паулина Дементьевна Малинович-Лансере).