Черный кандидат. Пол БейтиЧитать онлайн книгу.
тебя водой очухивать. Влепить пару пощечин, в духе Джеймса Кэгни.
– Я не упал в обморок, я, как опоссум, типа притворился.
– Ну да, щаз. Давай, делаем ноги.
– А ты чего, уже типа вождь?
– Пшолнах, Тонто. Нно, Сильвер, вперед, ниггер.
– Робин.
– Бэтгерл.
– Эл Каулингс.
– Это уже ниже пояса.
Они вышли из квартиры, прикрывая бравадой свой страх. В коридорах, обычно полных детей и телевизионных воплей, было тихо. Беженцы забились в свои урбанистически-реновационные берлоги в ожидании ухода оккупационных войск. Маленькая девочка с бубенчиком на шее выглянула в коридор, показала Уинстону и Фарику язык, и ее тут же втянули обратно, даже колокольчик не успел звякнуть. Лифты в здании никогда не работали, поэтому Уинстон нес Фарика на руках все двенадцать этажей. Он осторожно поставил друга на ноги у видавших виды почтовых ящиков и, поправив ему воротник рубашки, щелкнул пальцами:
– Побудь здесь. Я вспомнил, почему не могу уйти, – кое-что забыл. Сейчас вернусь.
И, прежде чем Фарик успел пикнуть: «Не, чувак, не оставляй меня тут», Уинстон уже бежал по лестнице, перескакивая через две-три ступеньки.
В одиночестве Фарику было тревожно, но его обрадовало, что к Уинстону вернулась знаменитая прыть. А то мямлит чего-то, корчит из себя комика. Сам с собой говорит. Не, я знаю, что парень не любит Бруклин, но, блядь, обморок? Что, в первый раз на него пушку наставляли? Обычно Борзый орал: «Ну, стреляй, мудило!» Упасть в обморок перед лицом неминуемой смерти хорошо одним: не приходится умолять о пощаде. А вот это уже старый добрый Борзый, который бежит по ступенькам, словно большой аляскинский гризли.
Фарик улыбнулся, вспоминая, как во время долгих летних игр только самые быстрые дети Восточной 109-й стрит умудрялись убежать от Борзого, чтобы он не осалил их своей уже тогда тяжелой лапой. У Фарика сразу заныли ноги. Он вспомнил, как волочил их, обутые в тяжелые ортопедические ботинки, пытаясь бежать по потрескавшемуся бетону тротуаров. Однажды Фарик водил все лето: не в силах никого догнать, ковылял за вопящими толпами детей на костылях, ощущая себя местным прокаженным. В первый день нового учебного года – они пошли в пятый класс – Фарику ничего не оставалось, кроме как в полседьмого утра позвонить в дверь Шарифа Мидлтона и осалить несчастного костылем в пузо, не дав ему толком продрать глаза. Борзый, братан, где ты?
Уинстон вошел в квартиру, переступил через труп и взял из холодильника коричневый бумажный пакет. Запустив руку внутрь, Уинстон вынул из него холодный, размокший сэндвич с ветчиной и сыром в полиэтиленовом кульке. Сэндвич умял в один присест, а кулек вывернул наизнанку, подошел к аквариуму и вытряхнул в воду крошки. Рыбка поднялась к поверхности, и Уинстон быстрым движением подцепил ее ладонью, едва замочив пальцы. Уже набрав воды и завязывая пакет, Уинстон услышал звон. В углу гостиной скорчилась девочка из коридора. В подоле у нее лежало три пухлых бумажника, какие-то украшения и пистолет Деметриуса – «рейвен» двадцать