Черный прибой Озерейки. Сергей СезинЧитать онлайн книгу.
таблетку акрихина – ибо в теперешнее время ее еще полным-полно было. Кончилась малярия на Черноморском побережье Кавказа в пятидесятых или даже, может, чуть позже. Усилия были огромные, в ход шла и рыбка гамбузия, сожравшая не только личинки комаров, но и изрядное число мальков рыбы, и осушение болот, и заливание стоячих вод разными нефтепродуктами, выращивание хинного дерева и производство противомалярийных препаратов… Вот благодаря этим усилиям малярия кончилась. Звание «Погибельного» с Кавказа было торжественно снято. Уже не было прелестей, когда на следующий год сидевший в приморском укреплении батальон из-за малярии становился небоеспособен. Все страшные рассадники малярии, вроде всяких там Адлеров и Дагомысов, ныне не укрепления, а курорты, где жить захотят очень многие, а когда-то сюда ни за что бы сами бы не приехали.
Впрочем, нигде воевать не хорошо. В Брянской области полно лесов и болот, да и дорога по песчаному грунту хорошо силы пьет, зима холодная, речки широкие, с топкими берегами. Под Харьковом, где я служил, лесостепи, в которых есть где разгуляться танкам, а когда чернозем размокнет, по нему ходить совсем невозможно, а толкать застрявшую на мокром месте машину – лучше не напоминайте про этот горький опыт…
Так вот я предавался размышлениям, ожидая перевода; дождался его и при перевозке не простудился, оттого что меня засунули в кабину газика, дав возможность ехать в тепле. Геленджик еще в моем детстве был невелик, а в этом времени и подавно. И ничего в нем из знакомого мне я не увидел. Мы куда-то свернули, потом еще свернули, в центре не были, в общем, наверное, это была восточная окраина или уже какое-то предместье. Опять частный домик, и в нем комната, только внутри было потеснее, чем в госпитале, который только что я покинул. В нашей комнатушке, именуемой четвертой палатой, я был пятый, а свободное место имелось только под кроватями, так что перемещались и мы, и персонал с большим трудом. Но эти страдания выпали больше на долю персонала, а среди ранбольных ходячих было только двое – я (и то пока условно) и связист Сеня с перебитой рукой. Остальные и встали бы, да не в силах еще. Вот такая малоходячая компания собралась: я, Сеня, торпедист с «Харькова» Иван, побывавший и в морской пехоте, куда его отправили летом, когда корабль сильно пострадал от налета авиации. И двое моих коллег с тридцать первой батареи, причем с обоих ее «букв». Была тогда практика – существующие батареи делить на две, чтоб образовавшейся новой половинкой батареи прикрыть еще одно место. Вот так сняли с батареи на Мысхако два орудия и поставили их на горушке возле перевала Волчьи ворота и назвали ушедшую половинку батареей 31-А. Другая половина тридцать первой батареи осталась на старом месте – прикрывать вход в бухту. С одного берега это делала наша семьсот четырнадцатая, а с другого эта. Потом прибавились еще батареи, но на начало войны только они и были у города. Так что Коля был с «А», а Феодосий с другой ее части, разница была в том, что Феодосий был дальномерщиком, а Коля, как и я (то есть Андрей),